- Значит, вы пробовали? Вы умеете передвигаться кенгуровой
припрыжкой?
- Да, я пробовал, но у землянина это по-настоящему получиться не
может. Мне удавалось сделать до пяти прыжков подряд - вполне достаточно,
чтобы возникло ощущение полета и чтобы захотелось прыгать дальше. Но тут
вы обязательно допускаете просчет, слишком замедляете или убыстряете
движения и катитесь кубарем четверть мили, если не больше. Луняне вежливы
и никогда над вами не смеются. Сами же они начинают с раннего детства, и
для них это все просто и естественно.
- Это ведь их мир, - усмехнулся Готтштейн. - А вы представьте себе,
как они выглядели бы на Земле.
- Но ведь они в таком положении оказаться никак не могут. Им пути на
Землю нет. Тут мы имеем перед ними преимущество. Нам открыты и Земля и
Луна. А они способны жить только на Луне. Мы порой забываем об этом,
потому что подсознательно путаем лунян с грантами.
- С кем, с кем?
- Так они называют иммигрантов с Земли. Тех, кто почти постоянно
живет на Луне, но родился и вырос на Земле. Иммигранты могут при желании
вернуться на Землю, но у настоящих лунян ни кости, ни мышцы не
приспособлены к тому, чтобы выдерживать земное тяготение. В начале лунной
истории это не раз приводило к подлинным трагедиям.
- Вот как?
- К сожалению. Родители возвращались на Землю с детьми, которые
родились на Луне... Мы про это как-то забываем. Это ведь были годы
решительного перелома, и смерть горстки детей прошла в тот момент почти
незамеченной. Внимание человечества было поглощено общемировой ситуацией и
ее окончательным разрешением в конце двадцатых годов. Но здесь, на Луне,
помнят всех лунян, не выдержавших жизни в условиях земной силы тяжести...
По-моему, это помогает им ощущать себя самостоятельными и независимыми.
- Мне казалось, что на Земле я получил всю необходимую информацию, -
сказал Готтштейн, - но, по-видимому, мне предстоит узнать еще очень
многое.
- Изучить Луну полностью по сведениям, поступающим на Землю, попросту
невозможно, а потому я подготовил для вас исчерпывающее резюме. То же
сделал для меня мой предшественник. Вы убедитесь, что Луна необычайно
интересна, а в некоторых отношениях и способна довести человека до
помешательства. Вряд ли вы пробовали на Земле лунную пищу, а никакие
описания не помогут вам приготовиться к тому, что вас ждет... И все-таки
вам придется смириться с необходимостью: выписывать сюда земные деликатесы
было бы плохой политикой. Тут мы едим и пьем продукты исключительно
местного производства.
- Вы ведь прожили на них два года. Надеюсь, и я тоже выдержу.
- Два года - но с некоторыми перерывами. Нам полагается через
регулярные промежутки проводить несколько дней на Земле. И эти отпуска
обязательны, хотим мы того или нет. Но вас, вероятно, предупредили?
- Да, - ответил Готтштейн.
- Как бы вы ни следили здесь за своим физическим состоянием, вам
все-таки необходимо время от времени напоминать вашим костям и мышцам, что
такое полная сила тяжести. А уж попав на Землю, вы отъедаетесь вволю. Ну,
и, кроме того, порой удается провезти тайком кое-какие лакомства.
- Мой багаж, разумеется, был подвергнут тщательному осмотру, - сказал
Готтштейн. - Но потом я обнаружил в кармане пальто банку тушенки. Я совсем
про нее забыл, а таможенники ее не заметили.
Монтес улыбнулся и сказал нерешительно:
- Я подозреваю, что вы намерены поделиться со мной.
- Нет, - торжественно ответил Готтштейн, наморщив свой толстый
короткий нос. - Я намеревался произнести со всем трагическим
благородством, на какое я только способен: "О Монтес, съешь ее всю сам -
твоя нужда больше моей!" - последнюю фразу он произнес с запинкой,
поскольку ему редко приходилось ставить глаголы общепланетарного эсперанто
во второе лицо единственного числа.
Улыбка Монтеса стала шире, однако он с сожалением покачал головой.
- Спасибо, но ни в коем случае. Через неделю я получу возможность
есть любую земную пищу в любых количествах. Вам же в ближайшие годы она
будет перепадать лишь изредка, и вы вновь и вновь будете раскаиваться в
нынешней своей щедрости. Оставьте всю банку себе... Прошу вас. Я вовсе не
хочу, чтобы в дальнейшем вы меня люто возненавидели.
Он дружески положил руку на плечо Готтштейна и посмотрел ему в глаза.
- Кроме того, - продолжал он, - нам с вами предстоит разговор на
весьма важную тему, а я не знаю, как его начать, и эта тушенка послужила
бы мне удобным предлогом, чтобы снова его оттянуть.
Готтштейн тотчас спрятал банку. Его круглое лицо было органически
неспособно принять выражение сосредоточенности, но голос стал очень
серьезным:
- Значит, есть что-то, о чем вы не могли сообщить в своих донесениях
на Землю?
- Я пытался, Готтштейн, но все это достаточно зыбко, а Земля не
сумела или не пожелала разобраться в моих намеках, и вопрос повис в
воздухе. Возможно, вам удастся добиться чего-то более определенного. Я от
души на это надеюсь. По правде говоря, я не просил о продлении срока моих
полномочий, в частности, именно потому, что ответственность слишком
велика, а я не сумел убедить Землю.
- Если судить по вашему тону, это действительно что-то очень
серьезное.
- Да, если судить по тону! Но я отдаю себе отчет, что выглядит все
довольно глупо. На Луне постоянно живет около десяти тысяч человек, и
уроженцы Луны не составляют из них и половины. Им не хватает ресурсов, им
мешает теснота, они живут на очень суровой планете, и все же... все же...
- И все же? - подсказал Готтштейн.
- Тут что-то происходит - я не знаю точно, что именно, но, возможно,
что-то опасное.
- То есть как - опасное? Что они, собственно, могут сделать? Объявить
Земле войну? - казалось, Готтштейн с трудом сдерживает улыбку.
- Нет-нет. Все это гораздо тоньше. - Монтес провел рукой по лицу и
раздраженно протер глаза. - Разрешите, я буду с вами откровенным. Земля
утратила прежний дух.
- Что вы под этим подразумеваете?
- Ну, а как это назвать по-другому? Примерно в то время, когда на
Луне появилось первое поселение, Земля пережила экологический перелом.
Полагаю, мне не надо вам о нем рассказывать?
Скачать книгу [0.21 МБ]
Пирамида