свободу, которую ты мне нечаянно подарил.
Решено, думала я. Я напишу книгу, и она обязательно когда нибудь до тебя дойдет.
Ты узнаешь из нее, как освободиться из ледяного мрака, в котором скрежещут
зубами олигархи и прокуроры, либералы и консерваторы, пидарасы и натуралы,
интернет колумнисты, оборотни в погонах и портфельные инвесторы. И, может быть,
не только ты, но и другие благородные существа, у которых есть «сердце и хвост,
сумеют извлечь из этой книги пользу… А пока — спасибо тебе за главное, что ты
мне открыл. Спасибо тебе за любовь…
Я больше не могла сдерживаться — по моим щекам хлынули слезы, и я долго долго
плакала, сидя на ящике и глядя на белый квадратик бумаги с ровными строчками его
слов. Я до последнего дня называла его серым, боясь сделать ему больно. Но он
был сильным. Он не нуждался в жалости.
Вот так. Встретились в душной Москве два одиночества. Одно рассказало, что ему
две тысячи лет, другое призналось, что у него когти на причинном месте. Сплелись
ненадолго хвостами, поговорили о высшей сути, повыли на луну и разошлись, как в
море корабли…
Je ne regrette rien . Но я знаю, что никогда больше не буду так счастлива, как в
Гонконге шестидесятых на краю Битцевского леса, со счастливой пустотой в сердце
и его черным хвостом в руке.
*
Когда эта книга была уже почти дописана, я встретила Михалыча во время
велосипедной прогулки. Устав крутить педали, я села отдохнуть на одной из
массивных бревенчатых скамеек, стоящих на пустыре возле Битцевского леса. Мое
внимание привлекли прыгающие с велосипедного трамплина ребята, и я надолго
загляделась на них. Почему то у их велосипедов были очень низкие седла. Наверно,
думала я, специальные велосипеды для прыжков. Хотя во всем остальном это были
обычные маунтин байки. Когда я отвернулась от прыгунов, Михалыч уже стоял рядом.
Он сильно изменился за время, пока мы не виделись. Теперь у него была модная
стрижка, и одет он был не в ретро бандитский наряд, а в стильный черный костюм
из коллекции «rebel shareholder» фирмы «Дизель». Под пиджаком была черная
футболка с надписью «I Fucked Andy Warhol» . Из под футболки выглядывала золотая
цепочка — не так чтобы толстая или тонкая, а как раз такая, как надо. Круглые
часы в простом стальном корпусе, на ногах черный «Nike Air», как у Мика
Джаггера. Какой все таки огромный путь прошли органы с тех времен, когда я
ездила на дачу к Ежову за последним Набоковым…
— Здорово, Михалыч, — сказала я.
— Здравствуй, Адель.
— Ты как меня нашел?
— По прибору.
— Да нет у тебя никакого прибора. Не гони. Мне Саша рассказывал.
Он сел на скамейку рядом.
— Есть прибор, Адель, есть, девочка. Просто он секретный. И товарищ генерал
полковник говорил с тобой как положено по инструкции. А вот я, когда тебе его
показал, эту инструкцию нарушил. И товарищ генерал полковник меня потом
поправил, ясно? Сейчас я, кстати, снова инструкцию нарушаю. А вот товарищ
генерал полковник всегда действует строго по ней.
Я уже не понимала, кто из них врет,
— А уборщица с конно спортивного комплекса правда у вас работает?
— У нас много разных методов, — сказал он уклончиво. — Иначе нельзя. Страна то
вон какая большая.
— Это да.
Минуту или две мы молчали. Михалыч с интересом наблюдал за прыгунами с
трамплина.
— А как Павел Иванович? — спросила я неожиданно для себя. — Все консультирует?
Михалыч кивнул.
— Он тут приходил к нам давеча. Книгу одну рекомендовал, как ее… — Он вынул из
кармана пиджака бумажку и показал мне. На ней было написано шариковой ручкой:
«Martin Wolf. Why Globalization Works» . — Говорил, на самом деле все не так уж
и плохо.
— Да? — сказала я. — Ну вот и славно, а то я уже волноваться начинала. Слушай,
давно хотела спросить. Все эти деятели, Вулфенсон из Мирового банка, Волфовитц
из Департамента обороны — они что, тоже?
— Волки, как и люди, разные бывают, — сказал Михалыч. — Только теперь они нам не
в уровень. Совсем другие возможности у отдела. Нагваль Ринпоче в мире один.
— Кто?
— Это мы так товарища генерал полковника называем.
— Как он, кстати? — не выдержала я.
— Хорошо.
— Чем занят?
— Дел невпроворот. А после работы сидит в архиве. Изучает опыт,
— Чей опыт?
— Товарища Шарикова.
— А, этого. Который зав подотделом очистки…
— Не знаешь, так лучше не говори, — сказал Михалыч строго. — Много про него
вранья ходит, клеветы, сплетен. А правды никто не знает. Когда товарищ генерал
полковник первый раз в новой форме на работу вышел, старейшие сотрудники
всплакнули даже. Они такого с пятьдесят девятого года не видели. С тех пор как
товарищ Шариков погиб. Это потом все посыпалось. А держалось на нем.
— А как он погиб?
— Да в космос захотел первым полететь. И полетел, как только кабину такую
сделали, чтоб собака влезть могла. Разве ж такого удержишь… Риск огромный — на
первых полетах каждый второй запуск бился. А он все равно решил. Вот и…
— Идиот, — сказала я. — Тщеславное ничтожество.
— Тщеславие тут вообще ни при чем. Товарищ Шариков зачем в космос полетел? Он
хотел пустоте наступить раньше, чем она ему наступит. Но не успел. Трех угловых
секунд не хватило…
— Александр знает про Шарикова? — спросила я.
— Теперь да. Я ж говорю, сутками в архиве сидит.
— И что он сказал?
— Товарищ генерал полковник сказал так: даже у титанов есть свои границы.
— Понятно. А ко мне какие вопросы у титанов?
— Да, в общем, никаких. Велено тебе кое что передать на словах.
— Передавай.
— Ты вроде как предъяву кидаешь, что ты сверхоборотень…
— Ну и что?
— А то. Страна у нас такая, что все понимать должны, под кем ходят. И люди, и
оборотни.
— А чем я мешаю?
Пирамида