одной из них. Но это Панама — кокаин, горячая кровь. А для наших широт такой
ранний жар был странноват. Но опасности я не ощутила.
Для скорости я поехала на метро и минут через пятьдесят прибыла на место. Клиент
жил в тихом центре. Войдя во двор нужного мне дома (высокой бетонной свечи с
претензией на архитектурное новаторство), я сперва решила, что ошиблась и тут
задворки какого то банка.
Возле металлических ворот в стене стояли два охранника. Они смотрели на меня с
хмурым недоумением, и я показала бумажку с адресом. Тогда один из них кивнул на
неприметное крыльцо с домофоном. Я пошла к домофону.
— Адель? — спросил голос в динамике.
— Она самая.
— Иди на второй этаж, последняя дверь, — сказал домофон. — Там увидишь.
Дверь открылась.
Это не особо походило на жилой дом. Лифта не было; лестницы, собственно, тоже.
То есть она была, но кончалась на втором этаже, упираясь в черную дверь без
глазка и звонка, рядом с которой в стене блестела крохотная линза телекамеры:
как будто кто то скупил все квартиры в доме, начиная со второго этажа, и сделал
общий вход. Впрочем, вульгарное сравнение, от отсутствия легитимной культуры
крупной собственности. Звонить не потребовалось — как только я подошла, дверь
открылась.
На пороге стоял крепкий мужик лет пятидесяти, одетый под бандита девяностых. На
нем был адидасовский спортивный костюм, кроссовки и золото — браслет и цепь.
— Заходи, — сказал он, повернулся и пошел назад по коридору.
Место было странным и напоминало служебное помещение. Одна из дверей в коридоре
была приоткрыта. В просвете виднелся никелированный металлический шест, нырявший
в круглую дыру в полу. Но клиент захлопнул дверь перед моим носом, и я ничего не
успела рассмотреть.
— Проходи, — сказал он, пропуская меня вперед.
Спальня в конце коридора выглядела вполне цивильно, только мне не понравился
запах — пахло псиной, причем как то очень конкретно, словно в собачьем love
отеле. Кроме обширной кровати в комнате был низкий журнальный стол с ящиком и
два кресла. На столе стояла бутылка шампанского и бокалы, рядом — телефон с
большим количеством клавиш и синяя пластиковая папка для бумаг.
— Где душ? — спросила я.
Мужчина сел в кресло и указал на соседнее.
— Погоди, успеешь. Давай познакомимся сначала.
Он отечески улыбался, и я решила, что попался клиент из душевных. Я так называю
людей, которые за свои двести баксов хотят поиметь не только тело, но еще и
душу. От таких особенно устаешь. Чтобы отсечь душевного клиента, надо держаться
хмуро и необщительно. Пусть дядя думает, что у девочки переходный возраст. В
период формирования личности подростки нелюдимы и неприветливы, и каждый педофил
хорошо об этом знает. Поэтому в развратнике такая манера поведения быстро
разжигает похоть, что ведет к экономии времени и помогает добиться лучшей оплаты
труда. Но здесь важно вовремя закрыться в ванной.
Некоторые лисы, живущие в Америке и Европе, подходят к использованию этого
эффекта по научному. То есть думают, что подходят по научному, поскольку
готовятся по литературе, которая «раскрывает душу современного тинейджера».
Особенно они ценят пятнадцатилетних сочинителей, с застенчивым румянцем
снимающих перед читателем трусики с внутреннего мира своего поколения. Это,
конечно, смешно. У подростков нет никакого общего внутреннего измерения — так
же, как нет его у людей любого другого возраста. Каждый живет в своей вселенной,
и эти инсайты в душу тинейджера — просто рыночный симулякр свежести для бюргера,
которому душно от анального секса по видео, что то вроде химического запаха
ландыша для туалетных комнат. Лисе, которая хочет верно передать поведение
современного подростка, такую литературу читать нельзя: будешь похожа не на
тинейджера, а на старого театрального пидора, изображающего травести.
Правильная технология совсем другая. Как и все, что реально работает, она
предельно проста:
1) при разговоре следует глядеть в сторону, лучше всего — в точку пола на
расстоянии примерно два метра.
2) в ответ нужно говорить не больше трех слов, не считая предлогов и союзов.
3) каждая десятая или около того реплика должна нарушать правило номер два и
быть слегка провокативной, чтобы у клиента не сложилось чувства, что он имеет
дело с дауном.
— Как звать? — спросил он.
— Адель, — сказала я, косясь в угол.
— Лет сколько?
— Семнадцать.
— Не врешь?
Я помотала головой.
— Откуда сама, Адель?
— Из Хабаровска.
— Ну и как там у вас, в Хабаровске? Я пожала плечами.
— Нормально.
— А чего ж приехала сюда? Я опять пожала плечами.
— Так.
— Неразговорчивая ты.
— Может, я в душ?
— Да погоди ты. Надо же познакомиться сначала. Что мы, звери?
— Час двести долларов.
— Я учту, — сказал он. — И не противно тебе таким делом заниматься, Адель?
— Кушать то надо.
Он взял со стола папку, раскрыл ее и некоторое время глядел внутрь, словно
сверяясь с лежащей там инструкцией. Затем закрыл ее и положил на место.
— А где живешь? Снимаешь? — спросил он. — Ну.
— И сколько вас в квартире, кроме мамочки? Пять? Десять?
— Когда как.
На этой стадии обычный развратник уже дошел бы до точки кипения. Похоже, и мой
работодатель был от нее недалеко.
— Тебе семнадцать точно есть, детка? — спросил он.
— Есть, папашка, есть, — сказала я, поднимая на него глаза. — Семнадцать
мгновений весны.
Это была провокативная реплика. Он заржал. Теперь мне снова следовало
ограничиваться короткими смутными фразами. Но он, как оказалось, тоже умел быть
провокативным.
— Хорошо, — сказал он. — Раз такой базар у нас пошел, пора представиться.
На стол передо мной легла раскрытая книжечка удостоверение. Я внимательно
прочитала написанное в ней, потом сличила его лицо с фотографией. На фотографии
Пирамида