если она и скучна, и они не хотят, чтобы в зале зажгли свет раньше
времени.
- А кто сочиняет эти фильмы, Дон?
- Ну не странно ли, как оказывается мы много знаем, если начнем
спрашивать самих себя, а не других? Кто сочиняет эти фильмы, Ричард?
- Мы сами, - сказал я.
- А кто играет?
- Мы.
- А кто оператор, киномеханик, директор кинотеатра, билетер, кто смотрит
за всем этим? Кто волен выйти из зала в середине или в любое время,
изменить, когда захочет, весь сценарий, кто волен смотреть один и тот же
фильм снова и снова?
- Дай-ка подумать, - сказал я. - Любой, кто захочет?
- Ну, не достаточно ли тут для тебя свободы? - спросил он.
- И поэтому фильмы так популярны? Потому, что мы инстинктивно знаем,
что они так схожи с нашими жизнями?
- Может быть, и так, а может, и нет. Да это и не важно. А что представляет
собой кинопроектор?
- Наш мозг, - сказал я. - Нет. Воображение. Это - наше воображение, как бы
его ни называли.
- А что такое сам фильм? - спросил он.
- Вот этого я не знаю.
- То, что мы согласны допустить в наше воображение?
- Может быть, и так, Дон.
- Ты можешь держать бобину с фильмом в руке - он весь тут: начало,
середина, конец - все сжато в одну секунду или одну миллионную долю
секунды. Фильм существует вне времени, записанного на нем, и если ты
знаешь, что это за фильм, ты знаешь, в общих чертах, что там должно
случиться, еще до входа в кинотеатр: там будут битвы и волнения,
победители и побежденные, любовь и несчастье, ты знаешь, что все это
произойдет. Но для того, чтобы тебя захватил и унес этот фильм, для того,
чтобы полностью насладиться им, тебе надо вставить его в проектор, и
прокрутить через объектив кадр за кадром; для того чтобы погрузиться в
иллюзию, обязательно необходимо пространство и время. Поэтому ты
платишь свою монетку, и получаешь билет, и устраиваешься поудобнее, и
забываешь о том, что происходит за стенами кинозала, и кино для тебя
начинается.
- И никто на самом деле не страдает? Вместо крови - лишь красная краска,
а слеза от лука?
- Нет, это настоящая кровь, - сказал он. - Но судя по тому, как это влияет на
наши истинные жизни, это все равно, что киношная кровь из кетчупа.
- А реальность?
- Реальность божественно индифферентна, Ричард. Матери все равно,
какую роль играет ее дитя в этих играх: один день он "злодей", другой день
- "сыщик". Абсолют даже не знает о наших иллюзиях и играх. Он знает
только Себя, и нас в своем подобии, совершенных и законченных.
- Я не уверен, хочу ли я быть совершенным и законченным. Расскажи о
скуке...
- Взгляни на небо, - сказал он, - и от столь резкой перемены темы я
невольно взглянул на небо. Там, высоко-высоко, летели перистые облака и
восходящая луна серебрила их края.
- Прекрасное небо, - сказал я.
- Оно совершенно?
- Конечно, Дон, небо всегда совершенно.
- Ты хочешь сказать: несмотря на то, что небо меняется каждую секунду,
оно всегда совершенно?
- Ура, я молодец. Да!
- И море всегда совершенно, и тоже всегда меняется, - сказал он. - Если бы
совершенство было застоем, то рай был бы болотом. А Абсолют тебе вовсе
не болотный кулик.
- Постоянно меняющееся совершенство. Да. Согласен.
- Ты согласился с этим уже давным-давно, если уж говорить о времени.
Мы шагали по дороге, и я спросил:
- Дон, а тебе не скучно оставаться только лишь в одном измерении?
- А я что, остаюсь только в одном измерении? А ты?
- Почему все, что я ни скажу, неправильно? Я думаю, что занялся не своим
делом.
- Может, лучше займешься торговлей недвижимостью? - подсказал он.
- Ну ладно, я пошутил, - сказал я. - Не надо мне будущего. И прошлого. Я
уж скорее стану добрым старым Мастером Мира Иллюзий. Похоже, на это
уйдет где-то неделя?
- Ну, Ричард, я надеюсь, что не так долго!
Я пристально посмотрел на него, но он не улыбался.
Часть девятая
Дни совсем перепутались. Мы летали, как всегда, но я перестал различать
это лето по названиям городов или по выручке от нашей работы. Я начал
делить это лето по тому, чему я научился, по разговорам, которые мы вели,
когда работа заканчивалась, по чудесам, происходившим время от времени
до тех пор, пока я наконец не узнал, что они - вовсе не чудеса.
"Представь себе образ прекрасной, справедливой и совершенной
Вселенной - однажды прочитал я в "Справочнике Мессии". - А затем
поверь только в одно: Абсолют уже создал ее в Своем воображении и
получше, чем смог это сделать ты".
Часть десятая
День выдался спокойный... лишь изредка появлялись пассажиры. А в
перерывах между полетами я учился разгонять облака. Раньше я был
летчиком-инструктором, и я знаю, что ученики всегда самые простые вещи
делают невероятно сложными; я это прекрасно знаю, и вот я снова стал
учеником, яростно хмурюсь и сверлю взглядом тучи. Мне для начала
побольше бы теории, а потом практики. Шимода улегся под крылом
"Флита" и делает вид, что спит. Я тихонько пнул его в руку, и он открыл
глаза.
- Я не могу, - сказал я.
- Нет, можешь, - сказал он и снова закрыл глаза.
- Дон, но я пытался. И в тот самый момент, когда я думаю, что что-то
начинает получаться, туча возвращается и начинает раздуваться еще
больше прежнего.
Он тяжко вздохнул и сел.
Пирамида