поза - по-человечески совершенно неестественная и вместе с
тем непринужденная, и блестящая, словно лаком покрытая
зеленовато-голубая кожа, и неприятная диспропорция в
расположении мышц и сухожилий, и необычайно мощные коленные
узлы, и удивительно узкие и длинные ступни ног. И то, что
он оказался не таким уж маленьким - ростом с Майку. И то,
что на пальцах левой руки у него не было ногтей. И то, что
в правом кулаке он сжимал горсть свежих листьев.
Взгляд его остановился, наконец, на Вандерхузе. Он
смотрел на Вандерхузе так долго и так пристально, что мне
пришла в голову дикая мысль: уж не догадывается ли Малыш о
назначении диагностера, - а наш бравый капитан в конце
концов с некоторой нервностью взбил согнутым пальцем свои
бакенбарды и, вопреки инструкции, слегка поклонился.
- Феноменально! - громко и отчетливо произнес Малыш
голосом Вандерхузе. На индикаторе затлела зеленая лампочка.
Капитан снова нервно взбил бакенбарды и искательно
улыбнулся. И тотчас же лицо Малыша ожило. Вандерхузе был
награжден целой серией ужасающих гримас, мгновенно
сменявших друг друга. На лбу у Вандерхузе выступил холодный
пот. Не знаю, чем бы все это кончилось, но тут Малыш
отлепился наконец от косяка, скользнул вдоль стены и
остановился возле экрана видеофона.
- Что это? - спросил он.
- Видеофон, - ответил Комов.
- Да, - сказал Малыш. - все движется, и ничего нет.
изображения.
- Вот еда, - сообщил Комов. - хочешь поесть?
- Еда - отдельно? - непонятно спросил Малыш и
приблизился к столу. - это еда? Непохоже. Шарада.
- Непохоже на что?
- Непохоже на еду.
- Все-таки попробуй, - посоветовал Комов, придвигая к
нему блюдо с меренгами.
Тогда Малыш вдруг упал на колени, протянул руки и
открыл рот. Мы молчали, опешив. Малыш тоже не двигался.
глаза его были закрыты. Это длилось всего несколько секунд,
затем он вдруг мягко повалился на спину, сел и резким
движением разбросал на полу перед собой смятые листья. По
лицу его снова пробежала ритмичная рябь. Быстрыми и
какими-то очень точными касаниями пальцев он принялся
передвигать листики, время от времени помогая себе ногой.
мы с Комовым, привстав с кресел и вытянув шеи, следили за
ним. Листья словно сами собой укладывались в странный узор,
несомненно правильный, но не вызывающий решительно никаких
ассоциаций. На мгновение Малыш застыл в неподвижности, и
вдруг снова одним резким движением сгреб листья в кучку.
лицо его замерло.
- Я понимаю, - обьявил он, - это - ваша еда. Я так не
ем.
- Смотри, как надо, - сказал Комов.
Он протянул руку, взял меренгу, нарочито медленным
движением поднес ее ко рту, откусил осторожно и принялся
демонстративно жевать. По мертвенному лицу Малыша пробежала
судорога.
- Нельзя! - почти крикнул он. - ничего нельзя брать
руками в рот. Будет плохо!
- А ты попробуй, - снова предложил Комов, взглянул в
сторону диагностера и осекся. - ты прав. Не надо. Что будем
делать?
Малыш присел на левую пятку и сочным баритоном
произнес:
- Сверчок на печи. Чушь. Обьясни мне снова: когда вы
отсюда уходите?
- Сейчас обьяснить трудно, - мягко ответил Комов. -
нам очень, очень нужно узнать все о тебе. Ты ведь еще
ничего о себе не рассказывал. Когда мы узнаем о тебе все,
мы уйдем, если ты захочешь.
- Ты знаешь обо мне все, - обьявил Малыш голосом
Комова. - ты знаешь, как я возник. Ты знаешь, как я сюда
попал. Ты знаешь, зачем я к тебе пришел. Ты знаешь обо мне
все.
У меня глаза на лоб полезли, а Комов как будто даже и
не удивился.
- Почему ты думаешь, что я все это знаю? - спросил он
спокойно.
- Я размышлял. Я понял.
- Это феноменально, - спокойно сказал Комов, - но это
не совсем верно. Я ничего не знаю о том, как ты здесь жил
до меня.
- Вы уйдете сразу, когда узнаете обо мне все?
- Да, если ты захочешь.
- Тогда спрашивай, - сказал Малыш. - спрашивай быстро,
потому что я тоже хочу тебя спросить.
Я взглянул на индикатор. Просто так взглянул. И мне
стало не по себе. Только что там был нейтральный белый
свет, а сейчас ярким рубиновым огнем горел сигнал
отрицательных эмоций. Я мельком заметил, что лицо у
Вандерхузе встревожено.
- Сначала расскажи мне, - произнес Комов, - почему ты
так долго прятался?
- Курвиспат, - отчетливо выговорил Малыш и пересел на
правую пятку. - я давно знал, что люди придут снова. Я
ждал, мне было плохо. Потом я увидел: люди пришли. Я стал
размышлять и понял - если людям сказать, они уйдут, и тогда
будет хорошо. Обязательно уйдут, но я не знал - когда.
людей четыре. Очень много. Даже один очень много. Но лучше,
чем четыре. Я входил к одному и разговаривал ночью. Шарада.
тогда я подумал: один человек говорить не может. Я пришел к
четверым. Было очень весело, мы играли с изображениями, мы
Скачать книгу [0.12 МБ]
Пирамида