поедем, кататься на горных лыжах.
Потом мы с'ели яичницу с помидорами. Пока я готовил
яичницу с помидорами, ирка облазала всю квартиру в поисках
сигарет, не нашла и вдруг погрустнела, затуманилась, сварила
еще кофе и спросила про снегового. Я рассказал ей, что знал со
слов игоря петровича, тщательно обойдя все острые углы и
постаравшись представить эту историю как очевидный несчастный
случай. Пока я все это рассказывал, вспомнилась мне красотка
лидочка, и я совсем было раскрыл рот, но вовремя спохватился.
Ирка что-то говорила о снеговом, вспоминала что-то, углы
рта у нее печально опустились ("... Теперь вот и сигаретку не
у кого попросить!"), А я пил маленькими глоточками кофе и
думал, что непонятно, как мне сейчас быть; что пока я не
решил, рассказывать ирке про все или не рассказывать, пожалуй
не стоит заводить разговор ни о лидочке, ни о столе заказов,
потому что и с лидочкой, и со столом заказов все обстоит
чрезвычайно неясно, а точнее говоря - очень даже ясно: потому
что вот уже сколько времени прошло, а ирка еще ни словечком не
упомянула ни о своей подружке, ни о своем заказе. Конечно,
ирка могла забыть. Во-первых, треволнения, а во-вторых, она
всегда все забывает, но лучше все-таки, от греха подальше, эти
скользкие темы не затрагивать.
Сказавши фальшивым голосом: "как там наше дерево?", Я
отошел к балконной двери и выглянул. Ладно, так или иначе, но
с лидочкой все стало ясно: теперь уже окончательно. Н-ну, а
как же наше дерево?
Дерево было на месте. Толпа подрассосалась. Собственно,
около дерева стояли только кефир, трое дворников,
водопроводчик и двое милиционеров. Тут же была и желтая
патрульная машина "пмг". Все (кроме машины, конечно) смотрели
на дерево и, видимо, обменивались соображениями, как теперь
быть и что все это означает. Один из милиционеров, снявши
фуражку, утирал бритую голову носовым платком. Во дворе уже
стало жарковато, и к привычному запаху нагретого асфальта,
пыли и бензинчика примешивался какой-то новый запах - лесной,
странный. Бритый милиционер вдруг надел фуражку, спрятал
платок и, присев на корточки, принялся копаться пальцами в
вывороченной земле. Я поспешно отошел от балкона.
Ирка уже была в ванной. Я быстро убрал и помыл посуду.
Спать хотелось ужасно, но я знал, что заснуть не смогу. Я
теперь вообще, наверное, не смогу заснуть до тех пор, пока не
кончится эта история. Я позвонил вечеровскому. Уже услыхав
гудки, я сообразил, что вечеровского быть дома не должно, что
он сегодня принимает экзамены у аспирантов, но прежде чем я
успел додумать это до конца, он снял трубку.
- Ты дома? - Спросил я глупо.
- Да как тебе сказать... - Ответил вечеровский.
- Ладно, ладно, - сказал я. - Дерево видел?
- Да.
- Как ты полагаешь?
- Думаю, что да. - Сказал вечеровский.
Я покосился в сторону ванной и, понизив голос,
проговорил:
- по-моему, это я.
- Да?
- Угу. Я тут решил черновики привести в порядок.
- Привел?
- Не совсем. Сейчас сяду и попробую закончить.
Вечеровский помолчал.
- А зачем? - Спросил он.
Я засмеялся.
- Н-не знаю... Захотелось вдруг переписать все начисто...
Не знаю. От тоски, наверное. Жалко. А ты что, никуда сегодня
не пойдешь?
- Кажется, нет. Как ира?
- Щебечет, - сказал я. Рот у меня невольно растянулся в
улыбке. - Ты же знаешь ирку. Как с гуся вода.
- Ты ей рассказал?
- Что ты! Конечно нет.
- Почему, собственно, "конечно"?
Я крякнул.
- Понимаешь, фил, я вот сам все думаю - рассказать или
нет? И не знаю. Не могу сообразить.
- Если не знаешь, что делать, - произнес вечеровский, -
не делай ничего.
Я хотел ему сказать, что уж это мне и без него известно,
но тут ирка в ванной выключила душ, и я поспешно сказал:
- ну, ладно, я пошел работать. Если что - звони, буду
дома.
Ирка оделась, подмазалась, чмокнула меня в нос и
ускакала. Я лег на кушетку ничком, положив голову на руки, и
стал думать. Калям немедленно пришел, взобрался на меня и
улегся вдоль хребта. Он был мягкий, жаркий и влажный. И тут я
заснул. Это было как обморок. Сознание пропало, а потом вдруг
снова появилось. Каляма на моей спине уже не было, в дверь
звонили. Нашим условным звонком: та та-та та-та. Я скатился с
кушетки. Голова была ясная, и чувствовал я себя каким-то
необычайно боевым. Какой-то я был весь готовый к смерти и к
посмертной славе. Я понимал, что начинается новый цикл, но
страха больше не было - одна отчаянная злая решимость.
Впрочем, за дверью оказался всего-навсего вайнгартен.
Совершенно невозможная вещь: он был еще более потный,
всклоченный, вытаращеннее и расхлюстаннее, чем вчера.
- Что это за дерево? - Прямо с порога осведомился он. И
опять же невозможная вещь: эти слова он произнес шепотом.
- Можно вслух, - сказал я. - Заходи.
Он вошел, ступая осторожно и озираясь, сунул под вешалку
две тяжелые авоськи с гигантскими редакторскими папками и
вытер мокрой ладонью мокрую шею. Я за хвост втащил каляма в
прихожую и захлопнул дверь.
Скачать книгу [0.09 МБ]
Пирамида