Глава 9
18. "... Заснуть не мог. Собственно, было уже утро. На
улице было совсем светло, и в комнате, несмотря на задернутые
шторы, тоже было светло. Некоторое время я лежал неподвижно,
гладил каляма, растянувшегося между нами, и слушал тихое
ровное дыхание ирки. Она всегда спала очень крепко и с большим
аппетитом. Не было на свете таких неприятностей, которые могли
бы вызвать у нее бессонницу. По крайней мере до сих пор не
было...
Тошное, маятное оцепенение, которое навалилось на меня с
того момента, когда я прочитал и понял наконец телеграмму, не
покидало меня. Все мускулы были сведены словно судорогой, и
внутри, в груди и в животе, лежал огромный бесформенный
холодный ком. Иногда этот ком принимался ворочаться, и тогда
меня начинала бить дрожь.
Ни с того ни с сего мне представился вдруг мертвый
снеговой - как он идет в огромной полосатой пижаме по
московскому, грузный, холодный, с запекшейся дырой в большом
черепе; как он входит в почтовое отделение и встает в очередь
к телеграфному окошку; в правой руке у него пистолет, в левой
- телеграмма, и никто вокруг ничего не замечает, приемщица
берет у него из мертвых пальцев телеграмму, выписывает
квитанцию и, не вспомнив о деньгах, произносит: "следующий"...
Я потряс головой, чтобы отогнать видение, тихонько слез с
тахты и как был, в одних трусах, прошлепал на кухню. Здесь
было уже совсем светло, на дворе вовсю гомонили воробьи и
шаркала метла дворника. Я взял иркину сумочку, порылся, нашел
мятую пачку с двумя поломанными сигаретами и, севши на стол,
закурил. Давно я не курил. Года два, наверное, а может быть и
три... Все силу воли доказывал. Да, брат малянов. Теперь тебе
понадобится вся твоя сила воли. Ч-черт, актер ведь я
никудышный и врать толком не умею. А ирке ничего не надо
знать. Ни к чему ей все это. Это я должен пережить сам, сам
должен с этим справиться. Тут мне никто не поможет, ни ирка,
никто.
А при чем тут, собственно, помощь? - Подумал я вдруг. -
Разве о помощи речь? Просто я никогда не говорил ирке о своих
неприятностях, если этого можно избежать. Я не люблю ее
огорчать. Очень люблю радовать и терпеть не могу огорчать.
Если бы не вся эта бодяга, с какой радостью я бы ей сейчас
рассказал про м-полости, она бы сразу все поняла, у нее голова
ясная, хотя она и не теоретик и все время жалуется на свою
дурость... А сейчас что я ей скажу? Тоска... Тоска...
Вообще-то неприятности неприятностям рознь. Бывают
неприятности разных уровней. Бывают совсем мелкие, на которые
не грех и пожаловаться, даже приятно. Ирка скажет: подумаешь,
чепуха какая - и сразу же станет легче. Я ни маме о них
никогда не говорю, ни ирке. Но потом, вообще-то говоря, идут
неприятности такого масштаба, что с ними становится как-то
неясно. Во-первых, хочу я этого или не хочу, а ирка попала под
огонь вместе со мной. Тут какая-то чушь получается,
несправедливость. В меня бьют, как в бубен, но я хоть понимаю,
за что, догадываюсь - кто, и вообще знаю, что меня бьют.
Целятся. Что это не глупые шутки и не удары судьбы. По-моему,
все-таки лучше знать, что в тебя целятся. Правда, люди бывают
всякие, и большинство все-таки предпочло бы не знать. Но ирка,
по-моему, не такая. Она отчаянная, я ее знаю. Она когда
чего-нибудь боится, то прямо-таки опрометью бросается именно
навстречу своему страху. Нечестно как-то получается - не
рассказать ей. И вообще. Мне надо выбор делать. (Я, между
прочим, об этом еще и не пытался думать, а думать придется.
Или я уже выбрал? Сам еще об этом ничего не знаю, а уже
выбрал... ) И вот, если выбирать... Ну, сам выбор,
предположим, это дело только мое. Как захотим, так и сделаем.
Но вот как насчет последствий? Выберу одно - начнут в нас
кидать уже не простые бомбы, а атомные. Выберу другое...
Интересно, понравился бы ирке глухов? В общем-то ведь милый,
приятный человек, тихий, кроткий... Телевизор можно было бы,
наконец, купить на радость бобке, на лыжах бы ходили каждую
субботу, в кино... В общем, так или иначе, а получается, что
все это касается не только одного меня. И под бомбами сидеть
плохо, и за медузой замужем через десять лет супружества вдруг
оказаться - тоже не сахар... А может быть, как раз ничего?
Откуда я знаю, за что меня ирка любит? То-то и оно, что не
знаю. Между прочим, она этого, может быть, тоже не знает...
Я докурил, привстал с табуретки и сунул окурок в помойное
ведро. Рядом с помойным ведром лежал паспорт. Очень мило. Все
собрали до последней бумажки, до последнего медяка, а паспорт
- вот он. Взял черно-зеленую книжицу и рассеяно заглянул на
первую страницу. Сам не знаю - зачем. Меня окатило холодным
потом. Сергеенко инна федоровна. Год рождения 1939... Что
такое? Фотография была иркина... Нет, не иркина. Какая-то
женщина, похожая на ирку, но не ирка. Какая-то сергеенко инна
федоровна.
Я осторожно положил паспорт на край стола, поднялся и на
Скачать книгу [0.09 МБ]
Пирамида