на Саракше) повторили эксперимент с Томасом Нильсоном (номер 02, значок
"Косая звезда"), смотрителем заповедника на Горгоне. Показания были вполне
благоприятны, и несколько месяцев Томас Нильсон, действительно, продолжал
благополучно работать, по всей видимости, нимало не смущенный тайной своей
личности. Он вообще был человеком скорее флегматичным и не склонным к
проявлению эмоций.
Он аккуратно выполнял все рекомендованные процедуры по самонаблюдению,
относился к своему положению даже с некоторым, свойственным ему тяжеловатым
юмором, но, правда, наотрез отказался от ментоскопирования, сославшись при
этом на чисто личные мотивы. А на сто двадцать восьмой день после начала
эксперимента томас нильсон погиб на своей Горгоне при обстоятельствах, не
исключающих возможности самоубийства.
Для комиссии вообще и для психологов в особенности это был страшный
удар. Престарелый Пак Хин объявил о своем выходе из комиссии, бросил
институт, учеников, родных и удалился в самоизгнание. А на сто тридцать
второй день сотрудник КОМКОНа-2, в обязанности которого входил, в частности,
ежемесячный осмотр янтарного футляра, доложил в панике, что детонатор номер
02, значок "Косая звезда", исчез начисто, не оставив после себя в гнезде,
выстланном шевелящимися волокнами псевдоэпителия, даже пыли.
Теперь существование некоей, мягко выражаясь, полумистической связи
между каждым из "подкидышей" и соответствующим детонатором не вызывало
никаких сомнений. И никаких сомнений ни у кого из членов комиссии не
вызывало теперь, что в обозримом будущем землянам, пожалуй, не дано будет
разобраться в этой истории.
4 июня 78 года.
Дискуссия ситуации.
Все это и еще многое другое рассказал мне Экселенц той же ночью, когда
мы вернулись из музея к нему в кабинет.
Уже светало, когда он кончил рассказывать. Замолчав, он грузно
поднялся, не глядя на меня, пошел заваривать кофе.
-- Можешь спрашивать, -- проворчал он.
К этому моменту лишь одно чувство, пожалуй, владело мною почти
безраздельно -- огромное, безграничное сожаление о том, что я все это узнал
и вынужден был теперь принимать в этом участие. Конечно, будь на моем месте
любой нормальный человек, ведущий нормальную жизнь и занятый нормальной
работой, он воспринял бы эту историю, как одну из тех фантастических и
грозных баек, которые возникают на самых границах между освоенным и
неведомым, докатываются до нас в неузнаваемо искаженном виде и обладают тем
восхитительным свойством, что как бы грозны и страшны они ни были, к нашей
светлой и теплой земле они прямого отношения не имеют и никакого
существенного влияния на нашу повседневную жизнь не оказывают -- все это
как-то, кем-то и гдето всегда улаживалось, улаживается сейчас или непременно
уладится в самом скором времени.
Но я-то, к сожалению, не был нормальным человеком в этом смысле слова.
Я, к сожалению, и был как раз одним из тех, на долю которых выпало улаживать
все, что могло стать опасным для человечества и прогресса. Именно поэтому
такие, как я, оказывались иногда в чуждых мирах и в чуждых ролях. Вроде роли
имперского офицера в феодальной империи на Саракше, которую играл в свое
время Абалкин.
Я понимал, что с этой тайной на плечах мне ходить теперь до конца
жизни. Что вместе с тайной я принял на себя еще одну ответственность, о
которой не просил и в которой, право же, не нуждался. Что отныне я обязан
принимать какие-то решения, а значит -- должен теперь досконально понять
хотя бы то, что уже понято до меня, а желательно и еще больше. А значит --
увязнуть в этой тайне, отвратительной, как все наши тайны, и даже, наверное,
еще более отвратительной, чем они, -- увязнуть в ней еще глубже, чем до сих
пор. И какую-то совсем детскую благодарность ощущал я к Экселенцу, который
до последнего момента старался удержать меня на краю этой тайны. И какое-то
еще более детское, почти капризное раздражение против него -- за то, что он
всетаки не удержал.
-- У тебя нет вопросов? -- осведомился Экселенц.
Я спохватился.
-- Значит, вы полагаете, что программа заработала и он убил тристана?
-- Давай рассуждать логически, -- Экселенц расставил чашечки, аккуратно
разлил кофе и уселся на место. -- тристан был его наблюдающим врачом.
Регулярно раз в месяц они встречались гдето в джунглях, и тристан проводил
профилактический осмотр. Якобы в порядке рутинного контроля за уровнем
психической напряженности прогрессора, а на самом деле -- для того, чтобы
убедиться: Абалкин остается человеком. На всем Саракше один только тристан
знал номер моего спецканала. Тридцатого мая, самое позднее -- тридцать
первого, я должен был получить от него три семерки, "все в порядке". Но
двадцать восьмого, в день, назначенный для осмотра, он гибнет. А Лев Абалкин
бежит на землю. Лев Абалкин бежит на землю, Лев Абалкин скрывается, Лев
Абалкин звонит мне по спецканалу, который был известен только тристану... --
он залпом выпил свой кофе и помолчал, жуя губами. -- помоему, ты не понял
самого главного, мак. Мы теперь имеем дело не с Абалкиным, а со странниками.
Льва Абалкина больше нет. Забудь о нем. На нас идет автомат странников. --
он снова помолчал. -- я, откровенно говоря, вообще не представляю, какая
сила была способна заставить тристана назвать мой номер кому бы то ни было,
а тем более -- льву Абалкину. Я боюсь, его не просто убили...
-- Значит, вы полагаете, что программа гонит его на поиски детонатора?
-- Мне больше нечего предполагать.
-- Но ведь он понятия не имеет о детонаторах... Или это тоже тристан?
-- Тристан ничего не знал. И Абалкин ничего не знает. Знает программа!
Я сказал:
-- Вы только поймите меня правильно, Экселенц. Не подумайте, что я
стараюсь смягчить, преуменьшить... Но ведь вы не видели его. И вы не видели
людей, с которыми он общался... Я все понимаю: гибель тристана, бегство,
звонок по вашему спецканалу, скрывается, выходит на глумову, у которой
хранятся детонаторы... Выглядит это совершенно однозначно. Этакая
безупречная логическая цепочка. Но ведь есть и другое! Встречается с
глумовой -- и ни слова о музее , только детские воспоминания и любовь.
Встречается с учителем -- и только обида, будто бы учитель испортил ему
жизнь... Разговор со мной -- обида, будто я украл у него приоритет...
Кстати, зачем ему было вообще встречаться с учителем? Со мной еще туда-сюда
-- скажем, он хотел проверить, кто его выслеживает... А с учителем зачем?
Скачать книгу [0.15 МБ]
Пирамида