всего хотелось сейчас встать, извиниться и уйти. Но и этого я, конечно, не
сделаю, потому что мне надо непременно узнать, где они встречались и где он
сейчас...
Она вдруг снова спросила:
-- Кто вы такой?
Она задала этот вопрос голосом надтреснутым и сухим, и глаза у нее уже
были сухие и блестящие, совсем больные глаза.
Пока я не пришел, она сидела здесь одна, хотя вокруг было полным-полно
ее коллег и даже, наверное, друзей, все равно она была одна, может быть,
даже кто-то и подходил к ней и пытался заговорить с нею, но она все равно
оставалась одна, потому что здесь никто ничего не знал и не мог знать о
человеке, переполнившем ее душу этим страшным отчаянием, этим жгучим,
обессиливающим разочарованием и всем прочим, что скопилось в ней за эту
ночь, рвалось наружу и не находило выхода, и вот появился я и назвал имя
льва Абалкина -- словно полоснул скальпелем по невыносимому нарыву. И тогда
ее прорвало, и на какое-то время она ощутила огромное облегчение, сумела
наконец выкричаться, выплакаться, освободиться от боли, разум ее
освободился, и тогда я перестал быть целителем, я стал тем, кем и был на
самом деле -- совершенно чужим, посторонним и случайным человеком. И сейчас
ей становилось ясно, что на самом деле я не могу быть совсем уж случайным
человеком, потому что таких случайностей не бывает. Не бывает так, чтобы
расстаться с возлюбленным двадцать лет назад, двадцать лет ничего не знать о
нем, двадцать лет не слышать его имени, а потом, двадцать лет спустя, снова
встретиться с ним и провести с ним ночь, страшную и горькую, страшнее и
горше любой разлуки, и чтобы наутро, впервые за двадцать лет, услыхать его
имя от совершенно случайного, чужого, постороннего человека...
-- Кто вы такой? -- спросила она надтреснутым и сухим голосом.
-- Меня зовут Максим камммерер, -- ответил я в третий раз, всем видом
своим изображая крайнюю растерянность. -- я в некотором роде журналист... Но
ради бога... Я, видимо, попал не вовремя... Понимаете, я собираю материал
для книги о льве Абалкине...
-- Что он здесь делает?
Она мне не верила. Может быть, она чувствовала, что я ищу не материал о
льве Абалкине, а самого льва Абалкина. Мне надо было приспосабливаться. И
побыстрее. И я, разумеется, приспособился.
-- В каком смысле? -- спросил журналист Каммерер озадаченно и с
некоторой даже тревогой.
-- У него здесь задание?
Журналист Каммерер обалдел.
-- З-задание? Н-не совсем понимаю... -- журналист Каммерер был жалок.
Без всякого сомнения, он был не готов к такой встрече. Он попал в дурацкое
положение помимо своей воли и совершенно не представлял себе, как из этого
положения выпутаться. Больше всего на свете журналисту Каммереру хотелось
убежать. -- Майя Тойвовна, ведь я... Ради бога, вы не подумайте только...
Считайте, что я ничего здесь не слышал... Я уже все забыл!... Меня здесь
вообще не было!.. Но если я могу чем-то помочь вам...
Журналист Каммерер лепетал бессвязицу и был багров от смущения. Он уже
не сидел. Он в предупредительной и крайне неудобной позе как бы нависал над
столом и все пытался ободряюще взять майю тойвовну за локоть. Он был,
вероятно, довольно противен на вид, но уж наверняка совершенно безвреден и
глуповат.
-- ...у Меня, видите ли, такая манера работы... -- бормотал он в жалкой
попытке как-то оправдаться. -- вероятно, спорная, не знаю, но раньше мне
всегда это удавалось... Я начинаю с периферии: друзья, сотрудники...
Учителя, разумеется... Наставники... А потом уже -- так сказать, во
всеоружии -- приступаю к главному объекту исследования... Я справлялся в
комконе, мне сказали, что Абалкин вот-вот должен вернуться на землю... С
учителем я уже поговорил... С врачом... Потом решил -- с вами... Но не
вовремя... Простите и еще раз простите. Я же не слепой, я вижу, что
получилось какое-то крайне неприятное совпадение...
И он-таки успокоил ее, этот неуклюжий и глуповатый журналист Каммерер.
Она откинулась в кресле и прикрыла лицо ладонью. Подозрения исчезли,
проснулся стыд, и навалилась усталость.
-- Да, -- сказала она. -- это совпадение...
Теперь журналисту Каммереру следовало повернуться и удалиться на
цыпочках. Но не такой он был человек, этот журналист. Не мог он вот так,
попросту, оставить в одиночестве измученную, расстроенную женщину, без
всякого сомнения, нуждающуюся в помощи и поддержке.
-- Разумеется, совпадение и не более того... -- бормотал он. -- и
забудем, и ничего не было... Потом, когда-нибудь, когда вам будет удобно...
Угодно... Я бы с величайшей благодарностью, разумеется... Конечно, это не в
первый раз случается в моей работе, что я сначала беседую с главным
объектом, а потом уже... Майя Тойвовна, может быть, позвать кого-нибудь? Я
мигом...
Она молчала.
-- Ну и не надо, ну и правильно... Зачем? Я посижу здесь с вами на
всякий случай...
Она наконец отняла руку от глаз.
-- Не надо вам со мной сидеть. -- устало сказала она. -- ступайте лучше
к своему главному объекту...
-- Нет-нет-нет! -- запротестовал журналист Каммерер. -- успею. Объект,
знаете, объектом, а я бы не хотел оставлять вас одну... Времени у меня
сколько угодно... -- он посмотрел на часы с некоторой тревогой. -- а объект
теперь никуда не денется! Теперь я его поймаю... Да его и дома-то сейчас,
скорее всего нет. Знаю я этих прогрессоров в отпуске... Бродит, наверное по
городу и предается сентиментальным воспоминаниям...
-- Его нет в городе, -- сказала Майя Тойвовна, пока еще сдерживаясь. --
вам до него два часа лету...
-- Два часа лету? -- журналист Каммерер был неприятно поражен. --
позвольте, но у меня определенно сложилось впечатление...
-- Он на валдае! Курорт "осинушка"! На озере велье! И имейте в виду,
что нуль-т не работает!
-- М-м-м! -- очень громко произнес журналист Каммерер.
Двухчасовое воздушное путешествие, безусловно, не входило в его план на
сегодняшний день. Можно было даже заподозрить, что он вообще противник
воздушных путешествий.
-- Два часа... -- забормотал он. -- так-так-так... Я как-то совсем по
другому это себе представил... Прошу извинить меня, Майя Тойвовна, но, может
быть, с ним можно как-то связаться отсюда?
-- Наверное, можно, -- сказала Майя Тойвовна совсем уже угасшим
Скачать книгу [0.15 МБ]
Пирамида