очень мало можно сказать о природе этого катаклизма, потому что самые разные
катаклизмы -- будь то глобальная пандемия, или всемирная война, или даже
геологическая катастрофа -- выплескивают на поверхность одну и ту же накипь:
ненависть, звериный эгоизм, жестокость, которая кажется оправданной, но не
имеет на самом деле никаких оправданий...
Сообщение от эспады: он вступил в контакт. Приказ комова: всем группам
подготовить трансляторы для приема лингвистической информации. Я завожу руку
за спину и на ощупь щелкаю тумблером портативного переводчика...
2 июня 78-го года.
Майя Глумова, подруга Льва Абалкина.
Я не стал предупреждать Майю Тойвовну о своем визите, а прямо в девять
утра направился на площадь звезды.
На рассвете прошел небольшой дождь, и огромный куб музея из
неотесанного мрамора весь влажно сверкал под солнцем. Еще издали я увидел
перед главным входом небольшую пеструю толпу, а подойдя вплотную, услыхал
недовольные и разочарованные восклицания. Оказывается, музей был закрыт для
посетителей по случаю подготовки какой-то новой экспозиции. Толпа состояла
главным образом из туристов, но особенно негодовали в ней научные работники,
выбравшие именно это утро для того, чтобы поработать с экспонатами. Не было
им никакого дела до новых экспозиций. Заранее надо было предупреждать их о
такого рода административных маневрах. А теперь вот считайте, что день у них
пропал... Сумятицу усугубляли кибернетические уборщики, которых, видимо,
забыли перепрограммировать, и теперь они бессмысленно блуждали в толпе,
путаясь у всех под ногами, шарахаясь от раздраженных пинков и поминутно
вызывая взрывы злорадного хохота своими бессмысленными попытками пройти
сквозь закрытые двери.
Уяснив обстановку, я не стал здесь задерживаться. Мне неоднократно
приходилось бывать в этом музее, и я знал, где расположен служебный вход. Я
обогнул здание и по тенистой аллейке прошел к широкой низкой дверце, едва
заметной за сплошной стеной каких-то вьющихся растений. Эта пластиковая, под
мореный дуб дверца тоже была заперта. У порога маялся еще один киберуборщик.
Вид у него был безнадежно-унылый: за ночь он, бедняга, основательно
разрядился, а теперь здесь, в тени, шансов вновь накопить энергию у него
было немного.
Я отодвинул его ногой и сердито постучал. Отозвался замогильный голос:
-- Музей внеземных культур временно закрыт для переоборудования
центральных помещений под новую экспозицию. Просим прощения, приходите к нам
через неделю.
-- МасСаракш! -- произнес я вслух, озираясь в некоторой растерянности.
Никого вокруг, естественно, не было, и только кибер озабоченно
стрекотал у меня под ногами. Видимо, его заинтересовали мои туфли.
Я снова отпихнул его и снова стукнул кулаком в дверь.
-- Музей внеземных культур... -- затянул было замогильный голос и вдруг
смолк.
Дверь распахнулась.
-- То-то же, -- сказал я и вошел.
Кибер остался за порогом.
-- Ну? -- сказал я ему. -- заходи.
Но он попятился, словно бы не решаясь, и в ту же секунду дверь снова
захлопнулась.
В коридорах стоял не очень сильный, но весьма специфический запах. Я
уже давно успел заметить, что каждый музей обладает своим запахом. Особенно
мощно пахло в зоологических музеях, но и здесь тоже попахивало основательно.
Внеземными культурами, надо полагать.
Я заглянул в первое попавшееся помещение и обнаружил там двух совсем
молоденьких девчушек, которые с молекулярными паяльниками в руках возились в
недрах некоего сооружения, более всего напоминающего гигантский моток
колючей проволоки. Я спросил, где мне найти майю тойвовну, получил подробные
указания и пошел блуждать по переходам и залам спецсектора предметов
материальной культуры невыясненного назначения. Здесь я никого не встретил.
Широкие массы сотрудников пребывали, по-видимому, в центральных помещениях,
где и занимались новой экспозицией, а здесь не было никого и ничего, кроме
предметов невыясненного назначения. Но уж зато предметов этих я нагляделся
по дороге досыта, и у меня мимоходом сложилось убеждение, что назначение их
как было невыясненным, так и останется таковым во веки веков, аминь.
Майю тойвовну я нашел в ее кабинете-мастерской. Когда я вошел, она
подняла мне навстречу лицо -- красивая, мало того -- очень милая женщина,
прекрасные каштановые волосы, большие серые глаза, слегка вздернутый нос,
сильные обнаженные руки с длинными пальцами, свободная синяя
блузка-безрукавка в вертикальную черно-белую полоску. Прелестная женщина.
Над правой бровью у нее была маленькая черная родинка.
Она глядела на меня рассеянно, и даже не на меня, а как бы сквозь меня,
глядела и молчала. На столе перед нею было пусто, только обе руки ее лежали
на столе, как будто она положила их перед собой и забыла о них.
-- Прошу прощения, -- сказал я. -- меня зовут Максим Каммерер.
-- Да. Слушаю вас.
Голос у нее тоже был рассеянный, и сказала она неправду: не слушала она
меня. Не слышала она меня и не видела. И вообще ей было явно не до меня
сегодня. Любой приличный человек на моем месте извинился бы и потихоньку
ушел. Но я не мог позволить себе быть приличным человеком. Я был сотрудником
комкона-2 на работе. Поэтому я не стал извиняться, ни тем более уходить, а
просто уселся в первое попавшееся кресло и, изобразив на физиономии
простодушную приветливость, спросил:
-- Что это у вас сегодня с музеем? Никого не пускают...
Кажется, она немножко удивилась.
-- Не пускают? Разве?
-- Ну я же вам говорю! Еле-еле пропустили через служебный вход.
-- А, да... Простите, кто вы такой? У вас ко мне дело?
Я повторил, что я Максим Каммерер, и принялся излагать свою легенду.
И тут произошла удивительная вещь. Едва я произнес имя льва Абалкина,
как она словно бы проснулась. Рассеянность исчезла с ее лица, она вся
вспыхнула и буквально впилась в меня своими серыми глазами. Но она не
произнесла ни слова и выслушала меня до конца. Она только медленно подняла
со стола свои безвольно лежавшие руки, скрестила длинные пальцы и положила
на них подбородок.
-- Вы сами его знали? -- спросила она.
Скачать книгу [0.15 МБ]
Пирамида