требовала, чтобы тело мужа хоть на кусочки изрезать, а доискаться, кто
совершил террористический акт. Вцепились в дежурного врача: не ударил ли
он или не толкнул ли товарища Барашкина, когда тот в пылу полемики
позволил себе нерекомендованные высказывания. Потом допрашивали персонал.
Один добрался даже до котельной, где и был нынче утром обнаружен спящим в
обнимку с пьяным нашим кочегаром...
Я слушал и не слушал. Значит, действительно Ким, лихорадочно думалось
мне. Нельзя больше прятать голову в сугроб, убаюкивать себя всякой
пошлятиной насчет совпадений. Совпадение раз, совпадение два, но помилуй
Боже, где же воля Твоя? В свое время узнаем, конечно. Как пел много лет
назад одноногий дядя Костя, кавалер одинокой медали: "На закуску узнаем,
не пройдет еще час, есть ли небо над раем, иль морочили нас"...
Какое-то движение почудилось мне в пустом углу за плечом санитарки
Симочки. Я вгляделся. Посиневшая, с оскаленными золотыми фиксами, с
закаченными бельмами морда Барашкина была там, поторчала, скривилась
безобразно и исчезла. Я вытер со лба испарину. Крещендо, вспомнилось мне.
Вот как это называется. Крещендо. Сначала райком. Затем собачья бойня.
Затем падение Нужника. Теперь вот Барашкин. Не просто Барашкин, а ученный
Барашкин.
Я спровадил наших девочек и тетечек из кабинета и отправился к
Главному. Из мутных пучин непроглядной тайны на знакомую теплую отмель
обыденщины. Глубина не выше щиколотки. Отчетливо виден каждый трилобитик,
копошащийся в донном песочке. Главный - не Ким Волошин, он прозрачен как
стекло: профан, подхалим и трус. Заветная мечта - лекторская должность в
облздраве. И, следовательно, никаких ЧП. У него в больнице не было, нет и
не будет никаких ЧП. Пока он Главный, нет никаких ЧП, а есть нерадивые,
авантюристы, возомнившие о себе зазнайки, о которых он своевременно и
заранее сигнализирует куда надо. Тем более такое лицо, как покойный
Барашкин. Пятно на репутации больницы. Следствие будет тщательным и
пристрастным. Прокуратура по головке не погладит. Слава Главному! Я
наливался злостью. Веселой злостью, я бы сказал. Мертвецы перестали
мерещиться по углам. Еще немного. Вот оно, коронное: "И имейте в виду,
Алексей Андреевич, никто для вас каштанов таскать не будет. Когда вызовут
на ковер, пойдете вы, а не я. Мне на это время заболеть ничего не стоит".
Я нагло потянулся, зевая, встал и вышел, оставив его в приятном
недоумении, - не сошел ли я с ума и не должно ли меня вязать и отправить
куда надо с соответствующей сопроводиловкой.
Я спустился в прозекторскую. Моисей Наумович сидел на "скорбном
столе" (так он прозвал это зловещее сооружение из искусственного мрамора)
и курил. Едва глянув на меня, он пробубнил скучным голосом:
- Совсем был здоровый мужик. Протокол будете читать?
Я помотал головой.
- Нет. Пусть в неврологии читают. Впрочем, какой вы диагноз
поставили?
Он помолчал, затем с кряхтением слез со "скорбного стола".
- Диагноз... - проворчал он. - Нормальный. Тот же, что и дежурный
врач. Острая коронарная. Какой еще может быть диагноз? Вдруг ни с того ни
с сего остановилось сердце. Бывает?
Я машинально согласился, что бывает. Моисей Наумович вдруг
рассмеялся.
- Представляете, Алексей Андреевич, эта дамочка... вдовушка...
настояла на немедленном вскрытии, и чтобы у нее на глазах. Чтобы убийцы в
белых халатах чего не утаили. Попытался отговорить ее, выпереть, - куда
там! Вступились эти... как их... следователи, что ли? С красными
книжечками. Ну, мне с ними не тягаться. Ладно, говорю, сами напросились,
на себя пеняйте... - Он снова рассмеялся - нехорошо так, непохоже на него,
словно бы злорадно. - Едва я начал, как повело их. Все мне здесь заблевали
и унеслись. И вдову уволокли... Слабые люди, как сказал бы товарищ Коба.
- Моисей Наумович, - сказал я, - у меня для вас новости.
- Это плохо, - сказал он. - Рассказывайте, Алексей Андреевич.
Я рассказал. Он выслушал. Лицо его закаменело. С минуту мы молчали,
потом он проскрипел:
- Как это Волошин сказал? Собаке собачья смерть... Совсем получается
по Фрейду, на Пугачевку указывает...
Он заторопился. Напяливая свою облезлую шубенку и кое-как обматываясь
шарфом, произнес невнятной скороговоркой:
- Но ведь и опять у него ничего не вышло! Мозги изрезаны, потроха
искромсаны... Видно, не предусмотрел. Значит, будем ждать следующего
случая...
Смысл этой странной сентенции он объяснил несколькими днями позже.
15
Огромная гиена, пятнистая, лобастая, с янтарными
глазами, катила по дебаркадеру отгрызенную человеческую
голову. Как игривый котенок катает по ковру клубок шерсти.
Явившийся на очередной "чек-ап" и на уколы лейтенант С. сообщил мне
(как всегда, по секрету, конечно), что у них в управлении имело место
чрезвычайно чрезвычайное происшествие. Оказывается, еще со времен странной
истории в райкоме милиция с подачи нашей ГБ взяла под колпак некоего Кима
Сергеевича Волошина ("Да вы его должны помнить, Алексей Андреевич, это
тот, что в газете про Полынь-город... После райкомовских падений мы его
разыскивали, я вам рассказывал...") И вот после смерти Барашкина его
вызвали в управление. Беседовал с ним сам капитан в своем кабинете за
закрытой дверью.
Вдруг Волошин распахнул дверь и гаркнул: "Эй, вертухаи! Ваш
начальничек упаковочку дает!" Кинулись. Капитан лежал головой на столе и
стонал. Выяснилось, что он навалил себе в брюки. Еще не успела подойти
"скорая", как капитан очнулся, огляделся с очумелым видом, узрел Волошина
и слабым голосом приказал удалить его из управления. Что и было сделано
весело и беспечно. Врач же "скорой" констатировал легкий спазм мозговых
сосудов и порекомендовал сотрудникам отвести злосчастного начальника
отмываться.
Признаюсь, я преисполнился злорадства. (Силен враг добра в человеке!)
А как же! Ничего им не стоит упечь какого-нибудь пархатого Григория
Рувимовича или, скажем, завуча Второй школы (был такой эпизод), но вот
Скачать книгу [0.09 МБ]
Пирамида