сообщила, что было у нее намерение подать на Нужника в милицию за
хулиганство, пусть бы сколько там суток в кутузке поманежился, да видать,
сам Бог за подлеца взялся, наказал на месте, а милиция перед Богом что?
Тьфу! И растереть... А таким смелым и справедливым людям, как этот Ким
Сергеевич, надо ноги мыть и воду пить...
Когда мы с Моисеем Наумовичем удалились в ординаторскую и закурили, я
сказал:
- А вот интересно, будет ли теперь Нужник появляться на улицах и
лаять?
Моисей Наумович досмотрел на меня печально и строго.
- Плохая шутка, Алексей Андреевич, - проговорил он. - Не ожидал от
вас...
Я устыдился.
Скоро выяснилось, что шутка моя и вправду была не очень.
13
Да что пожары, что лифты! Что там служебные
неприятности! Даже с голубями его происходили странные
истории. Один турман сорвался с третьего этажа и сломал
ногу.
В один сумеречный вьюжный день меня позвали в приемное. "Персонально
вас просят, Алексей Андреевич", - сказала сестра. И кто же поднялся мне
навстречу, когда я вошел? Ким Сергеевич Волошин собственной персоной, во
всей своей безволосой и одноглазой красе, совсем как полтора десятка лет
назад, только сильно постаревший и очень прилично одетый. Желтый тулуп,
огромная мохнатая шапка совершенно кавказского вида и еще что-то меховое и
шерстяное кучей лежало на скамейке. Широко улыбаясь, он протянул мне руку
и произнес своим сипловатым баском:
- Привет, Лешка. Вот, пневмония у нее. Клада к себе и лечи.
Только тогда я заметил сидящую тут же в полукреслице женщину. Была
она тщедушна, маленького роста, и даже под толстым свитером угадывалось,
что локти и плечи у нее угловатенькие, а ноги, утопавшие в широких
голенищах валенок, казались тонкими и едва ли не безмускульными. Личико у
нее тоже было маленькое, и на скулах горели пятнышки нездорового румянца.
- Это моя жена, - сказал Ким, уже не улыбаясь. - Светлова Людмила
Семеновна. Ты уж как-нибудь... Режим максимального благоприятствования...
по старому знакомству.
- Будь спокоен, - сухо отозвался я.
Не потому сухо, что не видел никаких оснований создавать жене Кима
особенный режим, а чтобы скрыть замешательство. Как сказал бы классик,
мозг мой будто мгновенно взболтали ложкой. Старый хрен, а туда же, она
вдвое его моложе... Не то. Ким и женитьба - это несовместимо, несуразно,
из ряда вон... Но мне-то какое дело? Но вот обширный желтый тулуп на
скамье, невероятных размеров шапка... собачки... Нужник... Режим
благоприятствия? Да ради Бога!
Я велел Киму дожидаться меня, а сам отправился создавать режим.
Создал. С подачи нашей Грипы, которая тут же прониклась к Люсе
неизъяснимой нежностью (еще бы, жена смелого и справедливого, которого она
моментально вычислила по описанию тетки Дуси), новая пациентка была
помещена в удобный трехместный бокс по соседству со спецбоксом для
начальства.
Неисповедимы пути судеб наших. Неисповедимы, но это не значит, что
они не определены кем-то заранее. Как раз в те дни в спецбоксе для
начальства страдал от радикулита сам заместитель председателя горисполкома
Барашкин Рудольф Тимофеевич. Вперся-таки он со своим радикулитом ко мне в
терапию, а лучше было бы ему по принадлежности лежать в неврологии, пусть
и тесновато там, и пованивает...
Когда все устроилось, я пригласил Кима в ординаторскую покурить и
покалякать по душам, а заодно заполнить историю болезни. На этот раз Ким
говорил много и охотно. Когда я сообщил ему, что случай банальный и есть
надежда вернуть ему жену недели через три-четыре, он вздохнул и сказал:
- Жалость какая. Хотели расписаться перед Новым годом, а теперь не
успеть...
Вышла она, как и он, из детдома, было ей двадцать три года, служила
кассиршей в кинотеатре "Восход", заведении паршивеньком, патронируемом по
преимуществу пэтэушниками, солдатней из стройбата и прочей шпаной. И
угораздило ее в восемнадцать лет сойтись с бывшим одноклассником. Понесла,
как водится, а тут Родина призвала его в ряды. Собрались было в загс, но
бешено воспротивились родители. Он клятвенно пообещал ей жениться, как
только вернется, и отбыл. Своевременно она родила дочку. Сунулась было к
его родителям, но была отвергнута с брезгливым негодованием. Тогда она
поселилась у какой-то старушенции, которая не то что в лавку сходить или
печку истопить - до ветру выйти не всегда могла. Ну, кое-как жили втроем,
старуха, молодуха и младенец. Старухина пенсия тридцать пять, да ее
зарплата шестьдесят, да старуха еще маленько вязала, а молодуха продавала
на базарчике... Были черные минутки, подумывала она дочку в заведение
сдать, но каждый раз себя останавливала: суженый вернется, спросит, куда,
дескать, дочку подевала?..
И вернулся суженый в цинковом гробу из Афганистана. Черт знает
почему, но родители героя в несчастье этом обвинили ее, прогнали с
ребенком с похорон и наказали впредь на глаза не попадаться. Ну, она
больше и не попадалась. И то сказать, доказательств нет, в паспорте шаром
покати, а щенков любая лахудра сколь хошь наплодить может, чтобы с родных
средства тягать...
Было тревожно и грустно слушать эту повесть, но еще более тревожно и
интересно было мне смотреть на Кима, такого необычно разговорчивого и
откровенного. Голос у него то и дело ломался и менял тембр, время от
времени он словно бы сглатывал всухую и раза три или четыре доставал
чистенький платок и промакивал свой единственный глаз. Потом он замолчал.
Я подождал немного и спросил:
- Она теперь у тебя живет?
- Конечно. И она, и девочка. На той неделе перевез. Так что теперь я
сразу и муж, и отец.
Лицо его вдруг омрачилось, резко определились складки по бокам
тонкогубого рта.
Скачать книгу [0.09 МБ]
Пирамида