- Я хотел бы, чтобы человек не бил меня со спины кастетом по
черепу, - объяснил Виктор. - А если уж бьет - бывают обстоятель-
ства - то чтобы не разыгрывал потом друга-приятеля.
- Ах вот Вы о чем, - сказал Павор задумчиво. Лицо у него слов-
но осунулось. - Слушайте, Виктор, я Вам все объясню. Это была
чистая случайность... Я понятия не имел, что это Вы. И потом. Вы
же сами говорите, что бывают обстоятельства.
- Господин Сумман, - сказал Виктор, облизывая ложку. - Я всег-
да недолюбливал людей Вашей профессии. Одного я даже застрелил -
он был очень смелый в штабе, когда обвинял офицеров в нелояльнос-
ти, но когда его послали на передовую... В общем, убирайтесь.
Однако Павор не убрался. Он закурил сигарету, положил ногу на
ногу и откинулся в кресле. Ну понятно - здоровый мужик, и дзю-
до, наверное, знает, и кастет у него есть... Хорошо бы разозлить-
ся сейчас. Что он, в самом деле, мне лакомство портит...
- Я вижу, Вы много знаете, - сказал Павор. - Это плохо. Я имею
в виду - для Вас. Ну, ладно. Во всяком случае, Вы не знаете, что
я самым искренним образом уважаю Вас и люблю. Ну, не дергайтесь и
не делайте вид, что Вас тошнит. Я говорю серьезно. Я с удовольст-
вием готов выразить сожаление по поводу инцидента с кастетом. Я
даже признаюсь, что знал, кого бью, но мне ничего не оставалось
делать. За углом валяется один свидетель, теперь Вы приперлись...
В общем, единственное, на что я мог бы пойти, это треснуть Вас по
возможности деликатно, что я и сделал. Приношу самые искренние
извинения.
Павор сделал аристократический жест. Виктор смотрел на него с
каким-то даже любопытством. Что-то в этой ситуации было свежее,
неиспытанное и труднопредставляемое.
- Однако, извиняться за то, что я - работник известного Вам
департамента, - продолжал Павор, - я не могу, да и не хочу в об-
щем-то. Не воображайте, пожалуйста, будто у нас там собрались
сплошные душители вольной мысли и подонки-карьеристы. Да, я -
контрразведчик. Да, работа у меня грязная. Только работа всегда
грязная, чистой работы не бывает. Вы в своих рамках изливаете
подсознание, либидо свое пресловутое, ну, а я - по-другому...
Подробности я Вам рассказывать не могу, но Вы, наверное, сами обо
всем догадываетесь. Да, слежу за лепрозорием, ненавижу этих мок-
рецов, боюсь их, и не только за себя боюсь, за всех боюсь, кото-
рые хоть чего-то стоят. За Вас, например. Вы же ни черта не пони-
маете. Вы - вольный художник, эмоционал, ах, ох, - и все
разговоры. А речь идет о судьбе системы. Если угодно - о судьбе
человечества. Вот Вы ругаете господина президента - диктатор, ти-
ран, дурак... А надвигается такая диктатура, какая Вам, вольным
художникам и не снилась. Я давеча в ресторане много чепухи наго-
ворил, но главное зерно верно: человек - животное анархическое, и
анархия его сожрет, если система не будет достаточно жесткой. Так
вот, Ваши любезные мокрецы обещают такую жестокость, что места
для обыкновенного человека уже не останется. Вы этого не понимае-
те. Вы думаете, что если человек цитирует Зурзмансора или Гегеля,
то это - о! А такой человек смотрит на Вас и видит кучу дерьма,
ему Вас не жалко, потому что Вы и по Гегелю дерьмо, и по Зурзман-
сору тоже дерьмо. Дерьмо по определению. А что за границами этого
дерьма - определения - его не интересует. Господин президент по
природной своей ограниченности - ну, облает Вас, ну, в крайнем
случае, прикажет посадить, а потом к празднику амнистирует от
полноты чувств и еще обедать к себе пригласит. А Зурзмансор пог-
лядит на Вас в лупу, проклассифицирует: дерьмо собачье, никуда не
годное, и вдумчиво, от большого ума, то всеобщей философии, смах-
нет тряпкой в мусорное ведро и забудет о том, что Вы были...
Виктор даже есть перестал. Странное было зрелише, неожиданное.
Павор волновался, губы у него подергивались, от лица отлила
кровь, он даже задыхался. Он явно верил в то, что говорил, в гла-
зах у него ужасом застыло видение страшного мира. Ну-ну, сказал
себе Виктор предостерегающе. Это же враг, мерзавец. Он же актер,
он же тебя покупает за ломанный грошик... Он вдруг понял, что на-
сильно отталкивается от Павора. Это же чиновник, не забывай. У
него по определению не может быть идейных соображений - начальст-
во приказало, вот он и работает на компот. Прикажут ему защищать
мокрецов - будет защищать. Знаю я эту сволочь, видывал...
Павор взял себя в руки и улыбнулся.
- Я знаю, что Вы думаете, - сказал он. - По Вашей физиономии
видно, как Вы пытаетесь угадать: чего ко мне этот тип пристал что
ему от меня нужно, а вот представьте себе, ничего мне от Вас не
нужно. Искренне хочу предостеречь Вас, искренне хочу, чтобы Вы
разобрались, чтобы Вы выбрали правильную сторону... - Он болез-
ненно оскалился. - Не хочу, чтобы Вы стали предателем человечест-
ва. Потом спохватитесь - да будет поздно... Я уже не говорю о
том, что Вам вообще нужно отсюда убраться, я и пришел-то к Вам,
чтобы настоять на этом. Сейчас наступают тяжелые времена, у на-
чальства приступ служебного рвения, кое-кому намекнули, что, мол,
плохо работаете, господа, порядка нет... Но это ладно, это чепу-
ха, об этом мы еще поговорим. Я хочу, чтобы Вы в главном разобра-
лись. А главное - это не то, что будет завтра. Завтра они еще бу-
дут сидеть у себя за проволокой под охраной этих кретинов... - Он
опять оскалился. - А вот пройдет десяток лет...
Виктор так и не узнал, что произойдет через десяток лет. Дверь
номера открылась без стука, и вошли двое в одинаковых серых пла-
щах, и Виктор сразу понял, кто это. У него привычно екнуло внут-
ри, и он покорно поднялся, чувствуя тошноту и бессилие. Но ему
сказали "Сядьте", а Павору сказали "Встаньте".
- Павор Сумман, Вы арестованы.
Павор, белый, даже какой-то синевато-белый, как обрат, поднял-
ся и хрипло сказал:
- Ордер.
Ему дали посмотреть какую-то бумагу, и пока он глядел в нее
невидящими глазами, взяли под локти, вывели и затворили за собой
дверь. Виктор остался сидеть, весь обмякнув, глядя в полоскатель-
ницу и повторяя про себя: пусть жрут друг друга, пусть жрут друг
друга... Он все ждал, что на улице зашумит машина, стукнут двер-
цы, но так ничего и не дождался. Потом он закурил, и, чувствуя,
Скачать книгу [0.16 МБ]
Пирамида