того мига, пока не вернется душа и вновь не вступит во владение им. Это частичное отделение
души от тела есть состояние неестественное, могущее длиться более или менее долго, но не до
неопределенности: это также причина усталости, испытываемой телом после некоторого времени,
особенно когда душа отдается активной работе. Зрение души или духа не ограничено и не
помещено в каком-то конкретном органе, именно это и объясняет то обстоятельство, почему
сомнамбулы не могут указать, в каком именно специальном органе оно помещается; они видят,
потому что они видят, не зная ни как, ни почему. Если сомнамбулы обращаются к своему телу, то
источник их зрения представляется им помещенным в тех центрах, в которых жизненная
активность наиболее велика, главным образом в мозгу, в подложечной области или в органе, коий
для них есть самая цепкая точка связи между духом и телом. Сила сомнамбулического
ясновидения имеет свои пределы. Дух, даже совершенно свободный, ограничен ' в своих
способностях и в знаниях своих согласно степени совершенства, которой он достиг; и он
ограничен еще более, когда связан с материей, влияние каковой он на себе испытывает. Такова
причина, из-за которой ясновидение сомнамбул не универсально и не безупречно. И тем меньше
можно рассчитывать на его безупречность, что ясновидение это отвращают от цели, которою в
связи с ним задалась природа, и что его превращают в объект любопытства и
экспериментирования.
В состоянии высвобождения, в котором находится дух сомнамбулы, он легче вступает в
общение с другими воплощенными или невоплощенными духами; это общение устанавливается
посредством соприкосновения флюидов, составляющих перисприты и служащих для передачи
мыслей так же, как электрический кабель. Сомнамбула, стало быть, не нуждается в том, чтобы
мысль была облечена в слово: она чувствует ее и угадывает; именно это делает ее в высшей
степени чувствительной и доступной влияниям нравственной атмосферы, в каковую она
оказывается помещенной. В этом также причина того, что присутствие большого количества
зрителей, и особенно любопытных, настроенных более или менее недоброжелательно,
существенно вредит проявлению этих способностей, коие, так сказать, замыкаются на самих себе
и раскрываются со всею свободой лишь в узком кругу симпатизирующих людей. Присутствие
лиц недоброжелательных и антипатичных оказывает на сомнамбулу такое же действие, какое
прикосновение руки производит на мимозу.
Сомнамбула видит одновременно как свой дух, так и свое тело; это, так сказать, два существа,
представляющих для нее двойственность духовного и физического существования и все же
перепутывающихся друг с другом из-за множества объединяющих их связей. Сомнамбула не
всегда сознает такое положение дел, и эта двойственность нередко приводит к тому, что
сомнамбула говорит о себе, как если бы она говорила о ком-то третьем; от того это бывает, что
либо физическое существо говорит духовному, либо же существо духовное говорит физическому.
У духа происходит прирост знаний и опыта с каждым новым физическим существованием.
Частично он забывает приобретенное в пору своего воплощения в материи слишком грубой, но он
вспоминает все это, будучи духом. Именно поэтому некоторые сомнамбулы обнаруживают
знания, превосходящие степень их образованности и даже явные их интеллектуальные
способности. Умственные способности, общий уровень культуры сомнамбулы в состоянии
бдения не имеют значения, в состоянии транса она может показать любые знания. В зависимости
от обстоятельств и намеченной цели сомнамбула может почерпнуть эти знания в своем
собственном опыте, в ясном видении вещей наличествующих или в советах, которые она
получает от других духов; но так как ее собственный дух развит в большей или меньшей мере, то
и то, что она говорит, оказывается справедливым лишь в большей или меньшей степени. В
феноменах сомнамбулизма, как естественного, так и искусственного, Провидение являет
неопровержимое доказательство существования и самостоятельности души и позволяет нам
присутствовать на величественном зрелище ее высвобождения; в них же она раскрывает перед
нами книгу нашей судьбы. Когда сомнамбула описывает то, что происходит на расстоянии,
очевидно то, что она действительно видит это, и видит не физическими глазами: она видит и
самое себя и ощущает собственное перемещение в пространстве; стало быть, при всем этом
присутствует нечто от нее самой, и это нечто, не будучи ее телом, не может быть ничем иным как
ее душой или духом. В то время как человек вязнет в изощренных софизмах абстрактной и
невразумительной метафизики, чтобы найти причины нашего нравственного существования, Бог
ежедневно ставит перед его глазами, влагает ему в руки самые простые и самые явные средства
для изучения экспериментальной психологии.
Экстаз - это такое состояние, в котором независимость души и тела проявляется наиболее
ощутимым образом и делается в некотором роде осязаемой. В сновидениях и сомнамбулизме
душа блуждает в мирах земных; но в экстазе она проникает в некий неведомый мир, в мир
эфирных духов, с коими она вступает в общение, не переходя, однако, определенных пределов,
которых она не смогла бы переступить, не разорвав полностью связей, соединяющих ее с телом.
Ее окружает яркое, совершенно необычное сияние, неведомые на земле гармонии чаруют ее,
невыразимое блаженство наполняет собою все ее существо: она до срока вкушает небесной
благодати, и можно сказать, что она ставит ногу на порог вечности. В состоянии экстаза тело для
души почти совершенно исчезает: в нем сохраняется лишь органическая жизнь, и весьма
ощутимо, что душа удерживается при нем лишь одною-единственною нитью, которую еще одно,
уже последнее усилие могло бы перервать безвозвратно. В этом состоянии все земные мысли
исчезают, чтобы расчистить место просветленному чувствованию, каковое является самой сутью
нашего нематерьяльного существа. Находясь во власти этого возвышенного созерцания, экстатик
рассматривает жизнь просто как короткую остановку; для него здешние блага и невзгоды,
здешние грубые радости и страдания не более как незначительные события странствия, окончание
коего он рад наконец увидеть. Высвобождение души иногда проявляется в состоянии бдения и
производит явление, известное под названием “второго зрения”, каковое сообщает тем, кто
одарен им, способность видеть, слышать и чувствовать за пределами наших органов восприятия.
Они воспринимают отсутствующие вещи всюду, куда только душа простирает свое действие: они
видят все это, так сказать, сквозь обычное зрение, как некий мираж, налагающийся на физические
зрительные образы. В миг, когда происходит феномен второго зрения, физическое состояние
субъекта ощутимо меняется: наступает своего рода остекленение взгляда: глаза смотрят, но не
видят; на всем лице отражается некоторая восторженность. Установлено, что органы зрения в
этом явлении не играют никакой роли, поскольку видение сохраняется и при закрытых глазах.
Способность эта- тем, кто наделен ею, представляется Такой же естественной, как и способность
обычного зрения; для них она просто свойство их существа, и в свойстве этом они не
усматривают ничего исключительного. За этим мимолетным ясновидением обыкновенно
наступает забвение, воспоминание становится все более смутным, пока наконец не исчезнет
подобно воспоминанию о сне. Естественный и искусственный сомнамбулизм, экстаз и второе
зрение суть не что иное, как разновидности или видоизменения одной и той же причины; явления
эти, равно как и сновидения, находятся в порядке вещей, и поэтому они существовали во все
времена: история показывает нам, что они были известны и даже использовались еще в самой
далекой древности, и в этом находится объяснение великого множества фактов, которые
впоследствии сила предрассудка заставила рассматривать как сверхъестественные.
Глава девятая. Вмешательство духов в мир физический
§ 70. Проникание нашей мысли духами
456. Видят ли духи все, что мы делаем?
"Они могут видеть это, поскольку вы постоянно окружены ими: но все же каждый видит
лишь то, на что он обращает внимание: ибо что до тех вещей, которые ему безразличны, то он о
них не заботится."
457. Могут ли духи знать наши самые заветные мысли?
"Нередко они знают и то, что вам бы хотелось скрыть от самих себя; ни поступки, ни мысли
Пирамида