свои претензии. В своем знаменитом труде, обращенном к
назареянину, он говорит:
"Допустим, что чудеса были совершены тобою... но разве они не
такие же, как и те, которые преподаются египтянам для совершения
посреди форума за несколько оболов".
И мы знаем, по утверждению "Евангелия от Матфея",
что Галилейский Пророк также был человеком
торжественных речей и что он называл себя и предлагал
сделать своих учеников "ловцами людей".
Пусть никто не подумает, что мы направляем этот
упрек против кого-либо, кто почитает Иисуса, как Бога.
Независимо от веры, если поклоняющийся искренен, ее
следует уважать в его присутствии. Если мы не принимаем
Иисуса за Бога, то мы чтим его как человека. Такое чувство
делает ему больше чести, чем если бы мы приписали ему
силы и личность Всевышнего, и в то же время считали бы,
что он сыграл с человечеством бесполезную комедию, так
как, в конце концов, его миссия оказывается едва ли не
полной неудачей; 2000 лет прошло, а христиан не
насчитывается даже одной пятой части населения земного
шара; также непохоже, что христианство лучше преуспеет в
будущем. Нет, мы стремимся лишь к строгой
справедливости, отметая всякие личные пристрастия. Мы
вопрошаем тех, кто, не почитая ни Иисуса, ни Пифагора,
ни Аполлония, все же повторяют праздную болтовню их
современников; тех, кто в своих книгах или хранят
благоразумное молчание, или же разглагольствуют о
"нашем Спасителе" и "нашем Господе", как будто они
верят сколько-нибудь больше в выдуманного
теологического Христа, чем в баснословного китайского
Фо.
В те дни древности не было атеистов; не было
неверующих или материалистов в современном значении
этого слова, так же как не было набожных клеветников.
Тот, кто судит о древних философиях по их внешней
фразеологии и приводит цитаты из древних писаний,
кажущиеся атеистическими, - тот не заслуживает
доверия, как критик, так как он не способен проникнуть во
внутренний смысл их метафизики. Воззрения Пиррона, чей
рационализм вошел в пословицу, могут быть истолкованы
только при свете древнейшей индусской философии. От
Ману вплоть до позднейших свабхавиков ее ведущей
характерной чертой всегда было провозглашение
реальности и верховенства духа со страстностью,
пропорциональной отрицанию объективного
существования нашего материального мира -
преходящего призрака временных форм и существ.
Многочисленные школы, порожденные Капилой, отражают
его философию не яснее, чем доктрины, оставленные в
наследство мыслителям Тимоном, Пирроновским
"Пророком", как называет его Секст Эмпирик. Его взгляды
на божественный покой души, его гордое равнодушие к
мнениям окружающих его людей, его презрение к
софистике в равной степени отражают случайные лучи
самосозерцания гимнософов и буддийских вайбхашика.
Несмотря на то, что его и его последователей прозвали,
вследствие их состояния постоянной неопределенности,
"скептиками", "сомневающимися" и нерешительными
только потому, что они всегда откладывали свое
окончательное решение по дилеммам, с которыми наши
современные философы предпочитают справляться,
наподобие Александру, разрубая Гордиев узел и затем
объявляя эту дилемму суеверием, - таких людей, как
Пиррон, нельзя называть атеистами. Не более можно
назвать этим именем Капилу или Джордано Бруно, или
Спинозу, которых также считали атеистами; ни также
великого индусского поэта, философа и диалектика Веда-
Вьясу, чей принцип, что все есть иллюзия - кроме
Великого Непознаваемого и Его непосредственной
сущности - Пиррон усвоил полностью.
Эти философские верования были распространены,
подобно сети, по всему дохристианскому миру и, пережив
преследования и неправильные истолкования, образуют
краеугольный камень каждой ныне существующей
религии, кроме христианства.
Сравнительная теология - это обоюдоострое оружие,
и такой она показывает себя. Но защитники христианства,
не смущаясь доказательствами, навязывают сравнение
самым серьезным образом; христианские легенды и
догматы, говорят они, и в самом деле как-то напоминают
языческие, это правда; но, видите ли, тогда как одна
преподает нам существование, силы и атрибуты
всемудрого, всеблагого Бога-Отца, брахманизм
преподносит нам множество меньших богов, а буддизм -
ни одного; одна религия представляет собою фетишизм и
политеизм, другая же - голый атеизм. Иегова -
единственный истинный Бог, и папа римский и Мартин
Лютер - Его пророки! Эта одна сторона меча, а вот
другая: несмотря на миссии, несмотря на армии, несмотря
на насильно навязанные торговые связи, "язычники"
ничего не находят в учениях Иисуса - как бы возвышенны
некоторые из них ни были - чему Кришна или Будда уже
не учили их раньше. И поэтому, чтобы переманить на свою
сторону новообращенных и удержать тех немногих,
которые уже были переманены веками коварства,
христиане дают "язычникам" догмы, более абсурдные,
нежели их собственные, и обманывают их, присваивая
обычаи их туземных жрецов и практикуя тот же самый
"фетишизм и идолопоклонство", которые они так осуждают
у "язычников". Сравнительная теология действует на обе
Пирамида