добровольное пожертвование своею жизнью, якобы
совершенное ради человечества, и более поздняя удобная
догма искупления, изобретенная христианами. В Индии,
где жизнь ни во что не ценится, распятие навряд ли
произвело какое-либо впечатление. В стране, где - как
хорошо известно всем индологам - религиозные фанатики
предают себя смерти дюйм за дюймом, растягивая мучение
на годы; где факиры сами себя подвергают наиболее
страшным изнурениям; где молодые и нежные вдовы,
понуждаемые духом бравады против правительства и
столько же религиозным фанатизмом, восходят на
погребальный костер с улыбкою на лице; где, говоря
словами великого лектора, "люди во цвете лет бросаются
под колесницу Джаггернаута чтобы быть раздавленными
насмерть идолом, в которого они верят; где истец, который
не мог добиться справедливости, замаривает себя голодом
у дверей судьи; где философ, который думает, что он узнал
все, чему этот мир может его научить, и который томится
желанием быть поглощенным божеством, спокойно
вступает в воды Ганга, чтобы достичь другого берега
существования", - в такой стране даже добровольное
распятие на кресте прошло бы незамеченным. В Иудее, и
даже среди более храбрых народов, чем евреи - римлян и
грекоз - где каждый цепляется более или менее за жизнь и
где большинство стали бы отчаянно бороться за нее, -
было рассчитано, что трагический конец великого
Реформатора произведет глубокое впечатление. Имена
даже таких меньших героев как Муций Сцевола, Гораций
Коклес, матерь Гракхов и другие дошли до потомства; и в
наши школьные дни, а также позднее в жизни
повествование о них всегда будило нашу симпатию и
вызывало почтительное восхищение. Не можем ли мы
когда-либо забыть презрительную улыбку неких индусов в
Бенаресе, когда одна английская леди, жена священника,
пыталась произвести на них впечатление величием жертвы
Иисуса, отдавшего свою жизнь за нас? Тогда в первый раз
нам в голову пришла мысль, насколько пафос великой
драмы Распятия имеет отношение к последующим
событиям по основанию христианства. Даже обладающий
большим даром воображения Ренан был понуждаем этим
чувством написать в последней главе своей "Жизни
Иисуса" несколько страниц исключительной красоты.
Аполлоний, современник Иисуса из Назарета, был
подобно ему полным энтузиазма основателем новой
духовной школы. Может быть, менее метафизический и
более практичный, чем Иисус, менее мягкий и
совершенный по своей натуре, он, тем не менее прививал
ту же самую квинтэссенцию духовности и те же высокие
истины нравственности. Его великой ошибкой было то, что
он слишком ограничил свою деятельность высшими
классами общества. В то время как бедным и униженным
Иисус проповедовал "Мир на земле и благоволение к
людям", - Аполлоний был другом королей и вращался
среди аристократии. Он родился в их среде и сам был
богатый человек, тогда как "Сын человеческий",
представляющий народ, "не имел где голову положить".
Тем не менее оба эти "чудотворца" поражают
преследованием одной и той же цели. Еще раньше
Аполлония появился Симон Волхв, прозванный "великою
Силою Бога". Его "чудеса" и более чудесны и более
разнообразны и лучше засвидетельствованы, чем чудеса
любого из апостолов или самого галилейского философа.
Материализм отрицает этот факт в обоих случаях, но
история подтверждает. Аполлоний следовал за ними; и
насколько велики и прославлены были творимые им чудеса
по сравнению с теми, которые приписывают мнимому
основателю христианства, как утверждают каббалисты, -
об этом снова свидетельствует история и Юстин
Мученик.
Подобно Будде и Иисусу Аполлоний был
непреклонным врагом всякому внешнему представлению
набожности, всякой демонстрации бесполезных
религиозных церемоний и лицемерия. Если, подобно
христианскому Спасителю, Тианский мудрец предпочел бы
товарищество бедных и униженных; и если вместо удобной
естественной смерти приблизительно ста лет отроду он
стал бы добровольным мучеником, провозгласившим
божественную Истину с креста, - его кровь могла бы
оказаться столь же действенной для последующего
распространения духовных доктрин, как кровь
христианского Мессии.
Клеветнические сплетни, распущенные против
Аполлония, были настолько многочисленны, насколько они
были лживы. Еще спустя такое долгое время, как
восемнадцать веков после его смерти, он был оклеветан
епископом Дугласом в его труде против чудес. В этом труде
достопочтимый епископ разбился об исторические факты.
Если мы будем изучать этот вопрос беспристрастно, мы
вскоре поймем, что этика, проповедуемая Гаутамой
Буддой, Платоном, Аполлонием, Иисусом, Аммонием
Саккасом и их учениками, была обоснована на одной и той
же мистической философии. Что все они поклонялись
одному Богу независимо от того, считали они его "Отцом"
человечества, который живет в человеке, как человек живет
в Нем, или же Непостижимым Творческим Принципом; все
они вели Богоподобные жизни. Аммоний, говоря о своей
философии, учил, что их школа ведет свое начало со дней
Гермеса, который принес свою мудрость из Индии. Это
было полностью то же самое мистическое созерцание, как у
йогов: общение брахмана со своим собственным сияющим
Пирамида
