ласковый прием со стороны раздражительного синайского
божества. Однако, этот "Господь-Бог", который по его
собственному признанию, становится Иеговой только в 6-
ой главе "Исхода" (стих 3), - подвергается потрясающему
испытанию своей подлинности в "Книге Бытия" [XXII, 14],
где, согласно этому, данному откровением, стиху, Авраам
строит алтарь для Иегова-ире.
Поэтому казалось бы лишь естественным установить
различие между таинственным богом ???, принятым от
отдаленнейшей древности всеми, кто разделяли
эзотерическое знание жрецов, и его фонетическими
двойниками, которым офиты и другие гностики, как мы
видим, оказывали столь малое почитание. Раз
обременившись, подобно Азазелю пустыни, грехами и
беззакониями еврейского народа, христианам теперь
тяжело признать, что те, кого они считали "Богом
избранным народом" - их единственными
предшественниками по монотеизму - были до весьма-таки
позднего периода такими же идолопоклонниками и
многобожниками, как их соседи. В течение долгих веков
хитрые талмудисты избегали этого обвинения, прячась за
мазоретской выдумкой. Но, как и во всем другом, истина
наконец обнаружилась. Мы теперь знаем, что Ихох
ддолжен читаться Иахо и Иах, но не Иегова. Еврейское Иах
есть просто Иакх (Вакх) мистерий; это Бог, "от которого
ожидалось спасение души - Дионис, Иакх, Иахо, Иах".
Аристотель был прав, когда он сказал:
"Ион был Ормазд и Ахриман Плутон, ибо Бог неба, Ахура-мазда,
разъезжает на колеснице, за которой следует Конь Солнца".
А Данлэп цитирует [Псалтырь, LXVII, 5], гласящее:
"Славь его, по имени Иакх ().
Кто едет по небу, как на коне",
и затем показывает, что "арабы изображают Иак (Иакх) в
виде коня. Это Конь Солнца (Дионис)" [94, с. 64, 67, 78].
"Он объясняет", что Иах есть смягчение от Иакх кх и х
обмениваются; так с смягчается в х. Евреи выражают идею
ЖИЗНИ как посредством кх, так и х, и кхиакх - быть, и
хиах - быть, Иакх, Бог Жизни, Иах, "Я есмь" [141, с. 21].
Тут мы очень кстати можем повторить следующие строки
Авсония:
"Древние называли меня Вакхом; в Египте считали меня
Озирисом;
Мусиане именовали меня Пх'анаксом; в Индии почитали меня
Дионисом;
Римские мистерии называли меня Либером; арабское племя -
Адонисом!"
А "избранный народ" - Адони и Иеговой, - можем
мы добавить.
Как мало философия древней тайной доктрины была
понята, иллюстрируется зверскими преследованиями
тамплиеров Церковью, и обвинениями их в
дьяволопоклонстве под видом козла-Бафомета! Не
углубляясь в старинные масонские мистерии, - нет такого
масона (мы подразумеваем тех, кто что-нибудь знают),
который не имел бы понятия об истинном отношении,
которое Бафомет имеет к Азазелю, козлу отпущения в
пустыне, чей характер и значение совершенно извращены
в христианских переводах.
"Это страшное и почитаемое имя Бога", - говорит Ланци,
библиотекарь Ватикана, - "посредством пера составителей библейских
глоссариев превращено в дьявола, в гору, в пустыню и в козла".
В "Королевской масонской энциклопедии" Маккензи
[526] автор весьма правильно замечает, что "это слово
следовало бы разделить на Азаз и Эл", ибо
"оно означает Бога Победы, но здесь оно употреблено в смысле
породителя Смерти в противоположение Иегове, породителю Жизни;
последний получал в качестве приношения мертвого козла".
Индусская Троица составлена из трех персонажей,
которые обратимы в одно. Тримурти - едина и в своей
абстрактности неделима; и все же мы с самого начала
видим, как имеет место метафизическое разделение, и в то
время как Брахма, хотя и коллективно представляющий
трех, остается за кулисами, Вишну является Жизнедателем,
Творцом и Сохранителем, а Шива - Разрушителем и
порождающим Смерть божеством.
"Смерть Жизнедателю, жизнь Смерть дающему. Эта
символическая антитеза велика и прекрасна", - говорит Глиддон.
"Deus est Daemon inversus" каббалистов теперь
становится ясным. Именно, лишь сильное и жестокое
желание вытравить последние остатки старых философий
путем извращения их смысла, из-за боязни, что
собственные догмы по праву будут приписаны их
отцовству, толкает католическую церковь на продолжение
такого систематического преследования гностиков,
каббалистов и даже сравнительно невинных масонов.
Увы! увы! Как мало божественного семени, широко
разбросанного рукою кроткого иудейского философа,
выросло и принесло плоды! Он, кто сам так остерегался
лицемерия, предостерегал от публичных молитв,
выказывая такое презрение к каждому показному
выявлению этого, если бы он мог бросить печальный взор
на землю из областей вечного блаженства, - он увидел бы,
что это семя не упало ни на бесплодный камень, ни на
обочину дороги. Нет, оно пустило глубокий корень в
наиболее плодоносную почву - в почву, удобренную
изобильно ложью и запекшейся человеческой кровью!
"Ибо, если верность Божия возвышается моей неверностью к славе
Божией, за что еще меня же судить как грешника?" - наивно
спрашивает Павел, лучший и искреннейший изо всех апостолов. И
затем он добавляет: "И не делать ли нам зло, чтобы вышло добро?"
Пирамида