религиозного папства, нам угрожает научное папство - на самом деле
мы уже подчиняемся такому папству; и точно так же, как в
шестнадцатом веке в интересах свободы мысли поднялся протест
против религиозного и церковного деспотизма, - точно так же в
нынешнем, девятнадцатом веке духовные и вечные интересы человека
требуют протеста против быстро развивающегося деспотизма науки;
нужно требовать, чтобы наука не только держалась в своих законных
пределах феноменального и обусловленного, но чтобы "она также
пересмотрела свой научный багаж, чтобы мы могли убедиться,
насколько слитки золота в ее погребе - судя до тому, сколько об этом
пишут - в самом деле соответствуют чистому золоту Истины".
"Если это в науке не будет проделано, то, так же, как и в деловом
мире, ученые могут допустить ту ошибку, что слишком высоко оценят
свой капитал и, соответственно этому, будут продолжать опасное
раздутое дело. С тех пор как профессор Тиндаль произнес в Белфасте
свою речь, видно по тем многочисленным откликам, которые она
вызвала, что капитал эволюционной школы философии, к которой он
принадлежит, далеко не так велик, как об этом думали не ученые, а
просто интеллигентные круги. Когда человеку, не принадлежащему к
научным кругам становится известна та огромная область домыслов и
предположений науки, которая окружает область научно установленного
и о которой ученые часто хвастают как о чем-то уже установленном, то
он поражается".
Истинно так; и в то же время они отказывают в этой
привилегии другим. Они протестуют против "чудес"
церкви и отвергают столь же логические современные
феномены. Ввиду признаний таких научных авторитетов
как доктор Юманс и других, что современная наука сейчас
переживает переходный период, казалось бы, что настало
время, когда люди должны перестать считать некоторые
вещи невероятными только потому, что они чудесны и
кажутся противоречащими тому, что мы считаем
всеобщими законами. Немало добронамеренных людей в
нынешнем столетии, которые, желая реабилитировать
имена таких мучеников науки, как Агриппа, Палисси и
Кардап, тем не менее не в состоянии правильно понять их
идеи. Они заблуждаются, думая, что неоплатоники больше
внимания уделяли трансцендентальной философии, а не
точным наукам.
"Несостоятельность, которую сам Аристотель так часто
проявляет", - говорит профессор Дрейпер, - "не является
доказательством ненадежности его метода, а скорее его
недостоверности. Это несостоятельность, возникающая от недостатка
достоверных фактов" [48, стр. 22].
Каких фактов? - мы можем спросить. Нельзя ожидать
от человека науки, что он признает факты, доставляемые
оккультной наукой, так как он не верит в последнюю. Тем
не менее, будущее может доказать ее истинность.
Аристотель передал свой индуктивный метод в наследство
нашим ученым; но до тех пор, пока они не дополнят его
"универсальностями Платона", у них будет еще больше
"несостоятельностей", нежели у великого наставника из
Александрии. Эти универсальности являются делом веры
только до тех пор, пока их нельзя продемонстрировать по
их смыслу и обосновать на повторяемых опытах. Кто из
наших нынешних философов может доказать тем же самым
индуктивным методом, что древние не обладали умением
производить такие демонстрации вследствие своих
эзотерических исследований? Отрицания нынешних
философов, неподкрепленные доказательствами, достаточно
свидетельствуют, что они не всегда придерживаются
индуктивного метода, о котором так много хвастают.
Вынужденные обосновывать, nolens volens свои теории на
основаниях, заложенных философами древности, они
делают открытия, которые являются только побегами от
семян, посаженных древними. И даже их открытия
неполноценны, если и не мертворожденны. Причины их
окутаны мраком и конечные последствия не предвидены.
"Мы не должны", - говорит профессор Юманс, -
"рассматривать теории прошлого, как опровергнутые заблуждения, и
нынешние теории, как окончательные. Живое и растущее тело Истины
только привело по ходу эволюции свои покровы в более высокое и
оживленное состояние" [175, с. 4].
Это высказывание, отнесенное к современной химии
одним из первейших философских химиков и наиболее
энтузиастическим научным писателем современности,
показывает переходное состояние, в котором находится
наша современная наука, но что справедливо по
отношению к химии, справедливо также по отношению
всех ее сестер-наук.
Со времени появления спиритуализма врачи и
патологи более чем когда-либо готовы обращаться с
великими философами, такими как Парацельс и Ван
Гельмонт, как с суеверными знахарями и шарлатанами -
готовы высмеивать их понятия об археусе или Anima Mundi
так же, как смеяться над значением, приписываемым ими
познанию механизма звезд. И все же еще, насколько
существенно продвинулась медицина с того времени, когда
лорд Бэкон причислял ее к предположительным наукам?
Такие философы как Демокрит, Аристотель, Еврипид,
Эпикур или скорее его жизнеописатель Лукреций, Эсхил и
другие писатели древности, которых материалисты так
охотно цитируют в качестве авторитетных оппонентов
мечтательным платонистам, были только теоретики, а не
адепты. Последние же, когда они писали, излагали свои
мысли такими словами, что они становились понятными
только посвященному, или же их труды уничтожались
разъяренными толпами христиан. Кто из современных
клеветников может поручиться, что он знает все о том, что
они знали? Один только Диоклетиан сжигал целые
Пирамида