нескончаемые ленты умиленных и потрясенных москвичей, впервые
могли ознакомиться со всеми ужасами, творившимися за помпезным
фасадом этой диктатуры. Раньше каждому из них было строго
указано: "от сих мест - до сих!", и при покойнике только один
руководитель органов безопасности знал несколько больше своих
коллег. Правда, многие вопросы выносились Сталиным на
обсуждение в Политбюро (позднее в Президиум ЦК) и в Совет
Министров, но, во-первых, эти обсуждения были слишком
формальны, а решения Сталина - безапелляционны, а во-вторых,
еще больше было вопросов, ни на какое обсуждение не
выносившихся. Конечно, всеми чувствовалось, что в стране далеко
не все благополучно, но никто не мог нарисовать себе общей
панорамы. Теперь завеса тайны начала спадать, и первые, перед
кем она ниспала, были члены Президиума ЦК.
Конклав узнал, что не то одна восьмая, не то одна пятая
часть населения страны находится в лагерях и тюрьмах. Что
память о невинно погибших или прошедших сквозь многолетние
мучения должна жить едва ли не в каждой семье. Разверзлось
перед конклавом и многое другое. Кошмарное падение
производительности сельского хозяйства; обезлюдение деревень,
перманентно недоедающие города; нехватка товаров широкого
потребления; устрашающий рост уголовных преступлений и, в
частности, детской преступности; блат, пронизывающий всю
систему и весь быт граждан; недовольство, охватившее все слои
общества, за исключением тонкой привилегированной прослойки.
"Изнуренные, обруганные и уничтоженные", члены конклава
"после долгого перерыва в первый раз вздохнули свободно. Они
взглянули друг на друга - и вдруг устыдились. Они не понимали,
что именно произошло вокруг них, но чувствовали, что воздух
наполнен сквернословием и что далее дышать в этом воздухе
невозможно".
А сквернословием воздух был наполнен даже в залах
международных сборищ. Покойник, сидя у себя дома, не привык
стесняться в выражениях; это обыкновение перенесли его
дипломаты и за рубеж. Наглые требования, облеченные в хамский
тон, давно не оставили ничего от традиционной дипломатической
вежливости. Главное же, международная атмосфера была накалена
до того, что третья мировая война могла возникнуть в любую
минуту. Западный блок держав, отстававший в вопросе
количественного показателя своих армий, был все еще впереди в
области термоядерного оружия. Коммунистический Китай -
последнее достижение покойника - весьма не скоро еще мог бы
заставить считаться с собой как с великой военной державой; да
и можно ли было полагаться на его руководителей твердо и
безоговорочно?
Всюду были затянуты натуго такие узлы международной
политики, которые, казалось, могли быть разрублены только
мечом. Существование двух антагонистических Германий; двух
антагонистических Вьетнамов и даже двух Китаев; Польша,
утерявшая свои восточные земли, присоединенные к Советскому
Союзу, и компенсированная немецкими территориями, от которых
большинство немцев не собиралось отказываться; Корея, после
трех лет братоубийственной войны возвращающаяся к исходному
положению - к раздробленности на две непримиримо враждебные
половины; пороховой погреб в виде группы арабских государств,
революционизация которых уже началась, но уйти из которых
западные державы не могли иначе, как в итоге мирового пожара...
А в довершение всего, военная машина, с которой покойный вождь
бросался в опасные авантюры и даже собирался ринуться в пучину
третьей мировой войны, в действительности еще не достигла той
мощности, при которой исход этой войны был бы предрешен в
пользу Советского Союза. К тому же, в обеих коалициях с каждым
новым годом истребительная сила новых видов термоядерного
оружия возрастала в какой-то дикой прогрессии. Начинало
становиться достаточно ясным, что если бы даже советская
сторона восторжествовала в предстоящей схватке, это было бы
торжество над странами, превращенными в радиоактивную пустыню.
Сталин оставил ужасное наследие.
Но, к сожалению, они все еще "не понимали, что именно
произошло вокруг них". Источник ошибок и злосчастий был
определен как "культ личности", но они не в состоянии были
понять, что этот источник - не случаен, что Россия переживает
нечто подобное уже в третий раз и что сами они в силу роковой
исторической - и метаисторической - логики вынуждены будут
разыгрывать на свой лад политические роли, которые уже сыграли
три с половиной века назад Федор Иоаннович, Годунов и Шуйский,
а сто или пятьдесят лет назад - Александр II, Александр III и
Николай II. Опять придется сидеть между двух стульев, то
признавая ошибки и даже преступления усопшего тирана и
отмежевываясь от них, то признавая свою политическую от него
преемственность; опять придется пойти на мелкие подачки
ропщущему народу, а через год или два забить отбой, так как в
приоткрытый клапан ринутся пары такого негодования, гнева и
ненависти, которые выльются уже в настоящие волнения, даже
восстания, и будут грозить гибелью всей системы; придется
сделать попытки умаслить волнующееся крестьянство, хотя корень
зла - колхозный принцип - надо будет оставить нетронутым, ибо
отказ от него вызвал бы такие потрясения, и экономические, и
идеологические, кои выходят за пределы воображения; придется
признать ошибкой то, что при Сталине выделялось слишком мало
средств на развитие легкой промышленности и на производство
средств потребления, - такое признание вызовет у населения
самый горячий отклик, - а через год или два вернуться к
прежнему тезису, ибо отход от него вызовет отставание в гонке
вооружений; придется озаботиться смягчением международной
обстановки и стараться отсрочить третью мировую войну - для
этого следует пойти на небольшие, но эффективные уступки и
поддерживать всеобщую борьбу за мир, но на серьезное изменение
курса идти нельзя, ибо Америка, конечно, не замедлит этим
воспользоваться. Короче говоря, придется изворачиваться, как на
Пирамида