психологических сдвигов.
С начала XVII века преобладание тенденции ко второму пути
развития и стремительное угасание потенций первого пути
становятся уже предельно ясными.
Второй путь развития характеризуется несколькими
особенностями. Во-первых, резко и полностью разрывается связь
между наукой, то есть познанием окружающего мира, и какой-либо
духовностью. Духовность окончательно отбрасывается в область
богословия, культа, мистической философии и искусства, то есть
в ту область, на которую наука не обращает ни малейшего
внимания, лишь гораздо позднее начиная изучать ее со своих же
научных позиций. Во-вторых, методика познания сужается до
скрупулезной эмпирики и чисто рассудочных обобщений эмпирически
добытого материала. В-третьих, научная деятельность как таковая
полностью эмансипируется от каких бы то ни было связей с
практической этикой: корыстность или бескорыстность мотивов,
порочность или добродетельность ученого не имеют больше
никакого отношения к плодотворности его занятий. Конечно,
кармические следствия дурно направленной научной или
технической деятельности, например военного изобретательства,
приходится пожинать каждому в его посмертии; но эти следствия
находятся далеко вне круга его сознания при жизни. И
в-четвертых, наука в принципе делается открытой для всякого,
обладающего упорством и прилежанием. Окончательный разрыв между
духовным и интеллектуальным рядами становится незыблемой
реальностью.
Как расценивать - с метаисторической точки зрения - этот
выбор пути, совершенный западным человечеством, а позднее
определивший направленность умственной деятельности и в других
метакультурах? Если бы миссия Христа не была оборвана,
человечество получило бы могучий импульс к движению именно по
духовному пути. Вот тогда были бы открыты и усвоены те методы,
которые позволили бы вовлечь на этот путь народные множества
вместо тех единиц, которые вовлекаются на него в Индии и в
странах буддизма; несравненно большими, для всех явными, были
бы и достижения этих поколений. Это подобно тому, как
отличается размах научных достижений в древности, когда в этом
направлении работали единицы, от размаха научных достижении
теперь, когда в эту деятельность вовлечены миллионы. Тот, кто
оборвал жизнь Христа в самом се начале, продолжал свою глубоко
целеустремленную, сатанински разумную деятельность и в
дальнейшем. И, уж конечно, он приложил немало сил к тому, чтобы
глушить все побеги духовности и способствовать бурному росту
научной и технической мысли. Не требует объяснений, зачем
именно ему нужно было первое; во втором же он нуждался потому,
что без высочайших достижений техники не было бы мыслимо
объединение человечества в монолит, а без этого объединения
невозможно установление всемирной тирании - единственной
тирании, заслуживающей наименование абсолютной.
Но объединение человечества есть цель, вернее, необходимый
этап на пути к конечной цели - не только для демонических
начал. Объединение человечества - этап в достижении конечной
цели также и для начал Провиденциальных. Ибо, пока объединение
не достигнуто, человечество будет терзаться войнами и
революциями - войнами все более и более разрушительными;
наступит день, когда их разрушительность превратится в угрозу
для всей органической жизни на поверхности Земли. Вне всеобщего
объединения, политического и социального, нет способов к
предотвращению этой угрозы. И поскольку человечеством уже
давно, хотя и неосознанно, сделан выбор научно-технического
пути развития, поскольку невозможно в короткий срок изменить
соответствующим образом общее умонастроение в сторону пути
духовного, постольку Провиденциальные силы принуждены, со своей
стороны, форсировать движение человечества по
научно-техническому пути. Такова метаисторическая диалектика.
Силы Света озабочены только тем, чтобы направить научную мысль,
поскольку это зависит от них, по таким дорогам, которые меньше
других грозят гибельными для людей открытиями и изобретениями.
Сознание и воля ученых - такое же поприще битв Света и Мрака,
как и все в Шаданакаре. И в то время, как одухотворенный разум
Энштейна, Планка, Кюри, совершавших подвиги своих грандиозных
открытий, просвещался и озарялся инспирацией даймонов, разум
изобретателей шестиствольных минометов, термоядерных бомб,
аппаратов подслушивания и межконтинентальных ракет направлялся
в своих усилиях невидимыми слугами нашего вечного Врага.
Но и помимо умножения разрушительных сил войны, развитие
техники имело для человечества первостепенное и противоречивое
значение.
От всех других явлений духовного и интеллектуального ряда,
даже от чистой науки, в значительной степени движимой чувством
жажды познания, техника отличается одними она не может не быть
насквозь утилитарной. Психика людей, повседневно работающих в
технике, над техникой, с техникой, приучается ко всему на свете
подходить с критерием практической полезности. Если человек не
сумеет сам заметить эту опасность, если он не отгородит глухой
стеной ту сферу своей жизни и деятельности, где властвует
техника, от остальных сфер своей жизни и души, он превращается
в духовного калеку, духовного импотента, духовного слепца. Нет
лучшего способа угасить в себе проблески чего бы то ни было
духовного; нет более верного пути к выхолащиванию психики от
понимания искусства, от любви к природе, от тяготения к
религии, от тоски по мировой гармонии, от жажды любви. В нашем
зоне развитие техники неизбежно, неотвратимо и оправдано
потому, что без него невозможно ни объединение человечества, ни
установление того всеобщего материального уровня, который
достоин человека. Но горе тем, кто позволил технике властвовать
над своей душой.
Строго закономерно, исполнено железной исторической логики
то обстоятельство, что Доктрина апеллировала прежде всего к
пролетариату и именно пролетариат был предызбран ею как будущий
Пирамида