собственного существа, вследствие чего физический и эфирный
покровы личности становятся более податливыми, эластичными,
более послушными орудиями воли, чем у нас. Этот путь приводит к
таким легендарным якобы явлениям, как телесное прохождение
сквозь предметы трехмерного мира, движение по воздуху, хождение
по воде, мгновенное преодоление огромных расстояний, излечение
неизлечимых и слепорожденных и, наконец, как наивысшее,
чрезвычайно редкое достижение - воскрешение мертвых. Здесь
налицо овладение законами нашей материальности и подчинение
низших из них высшим, нам еще неизвестным. И если в XX столетии
большинство из нас успевает прожить всю жизнь, так и не
столкнувшись с бесспорными случаями подобных явлений, то из
этого вытекает не то, что подобных явлений не бывает, и не то,
что они принципиально невозможны, но лишь то, что условия
безрелигиозной эры - культурные, социальные и психологические -
до такой степени затрудняют изучение и усвоение этой методики
(особенно на Западе и еще больше в странах социалистического
лагеря), что сводят количество подобных случаев к немногим
единицам. Некоторые воистину роковые для человечества события,
имевшие место около двух тысяч лет назад - о них речь будет
впоследствии, - повинны в том, что вовлечение не единиц, а
множеств человеческих на этот путь познания и овладение
материей оказалось невозможным. В дальнейшем, психологический
климат безрелигиозной эры все более и более тормозил движение
по этому пути. Ныне освоение этой методики затруднено до
предела, а в некоторых странах практически невозможно совсем.
Но нет оснований думать, что таким медленным и трудоемким этот
путь останется навсегда: арелигиозная эра - не бесконечна, мы
живем в ее конце. Трудно представить себе что-нибудь столь же
тяжеловесное, несовершенное, грубое и жалкое, чем достижения
современной техники в сравнении с достижениями той методики, о
которой я говорю. Если бы на ее развитие и усвоение были бы
брошены такие средства и такие неисчислимые людские резервы,
какие ныне поглощены развитием методики научной, - панорама
человеческой жизни, нашего творчества, знаний, общественного
устройства и нравственного облика изменилась бы в самых
основах. Психологический климат эпохи Розы Мира создаст для
развития именно этой методики такие благоприятные условия, как
никогда. Но это - дело будущего, и притом не слишком близкого.
А пока это не стаяло настоящим, нам предстоит пользоваться в
основном иною методикой, гораздо менее совершенной, не ведущей
далеко, но повсеместно господствующей теперь.
Отсюда и общее отношение Розы Мира к науке и технике на
текущем историческом этапе. Кропотливо накапливая факты, выводя
из них кое-какие закономерности, не понимая ни природы их, ни
направленности, но овладевая ими механически и при этом будучи
не в силах предугадать, к каким изобретениям и социальным
потрясениям приведут ее открытия, - наука давно доступна всем,
независимо от морального облика каждого. Результаты - у нас
перед глазами и у нас над головой. Главный из них тот, что ни
один человек на земле не гарантирован, что в любую минуту на
него и на его сограждан не будет сброшена высокоинтеллигентными
умами водородная бомба или другое, еще более ошеломляющее
достижение науки. Естественно поэтому, что одним из первых
мероприятий Розы Мира после ее прихода к контролю над
деятельностью государств будет создание Верховного ученого
совета - то есть такой коллегии, которая выделится внутренними
кругами самой Розы Мира. Состоящий из лиц, сочетающих высокую
научную авторитетность с высоким нравственным обликом, Совет
возьмет под свой контроль всю научную и техническую
деятельность, направив свою работу по двум путям: планирующему
и оберегающему.
Все, что относится к обереганию жизненных интересов
человечества, представляется в общем достаточно ясным, во
всяком случае в своих принципах, и вряд ли на этом нужно
останавливаться здесь. Что же касается проблем, связанных с
обереганием интересов животного и растительного царств, то они
будут освещены в соответствующих разделах книги, посвященных
животному миру и мирам стихиалей. Потому что это - едва ли не
единственная область, в которой воззрения Розы Мира и взгляды
большинства современных ученых не могут быть примирены.
Впрочем, это противоречие затрагивает не какие-либо выводы
науки, а лишь некоторые из ее частных практических методов,
которые не только в глазах Розы Мира, но и в глазах почти
любого религиозно-нравственного учения и даже почти любого
гуманного человека несовместимы с элементарными требованиями
добра.
Кроме этих чисто методологических противоречий, между
Розой Мира и наукой никаких точек столкновения нет и не может
быть. Им негде сталкиваться. Они о разном. Не случайно,
вероятно, то обстоятельство, что большинству крупных ученых XX
века их научная эрудированность не мешала обладать личной
религиозностью, не мешала им разделять и даже создавать яркие
спиритуалистические системы философии. Эйнштейн и Планк, Павлов
и Лемэтр, Эддингтон и Милн, каковы бы ни были области их
научных изысканий, оставались каждый по-своему глубоко
верующими людьми. Разумеется, я не принимаю при этом во
внимание русских ученых советского периода, некоторые из коих
вынуждены были заявлять о своем материализме не из философских
соображений, а в силу совершенно иных причин, для всякого
понятных. Оставим же в покое философию и политику: в чисто
научных областях Роза Мира не утверждает ничего из того, в чем
наука имеет право на отрицание. Налицо другое: о тех
реальностях, которые утверждает Роза Мира, наука пока молчит.
Но и это - явление недолговременное. Что же касается
социальных, культурных, этических задач, стремиться решить
которые будет Роза Мира, то невозможно представить, чтобы они
встретили со стороны научных авторитетов какие-либо возражения
по существу.
Думается, что уже и не самая идея планирования науки будет