долженствовании личности оставалось ущербным и узким.
Естественно, что подобные задачи, но в крайне упрощенном виде,
были поставлены наконец учениями безрелигиозными.
Провозглашался сниженный и противоречивый этический идеал,
механически сочетавший некоторые прогрессивные черты с такими,
которые шли вразрез с этическим минимумом, давно, казалось бы,
бесспорным. Вспомнили старую формулу "цель оправдывает
средства" и, опасаясь провозгласить ее с честной
откровенностью, стали пользоваться ею практически. При
характеристиках и оценках исторических явлений их моральное
качество игнорировалось полностью; вердикты выносились лишь
исходя из учета общей прогрессивной или реакционной
направленности данного явления. Никого не смущало, что это
приводит к оправданию кровавой деятельности многих деспотов
прошлого и даже таких вопиющих массовых побоищ, как якобинский
террор или деятельность опричнины. Многие старые достижения
социального прогресса, как свобода слова, печати или
религиозной пропаганды, были отброшены. Поколения, воспитанные
в подобной атмосфере, постепенно теряли самую потребность в
этих свободах - симптом, говорящий выразительнее любых тирад о
потрясающем духовном регрессе общества. Таким образом, при
приближении к идеалу в том виде, в каком он представал в
реальности, обесценивалось и то положительное, что он заключал.
Ибо впереди рисовалось лишь царство материальной сытости,
купленной ценой отказа от духовной свободы, многомиллионными
гекатомбами человеческих жизней и сбрасыванием в низшие слои
Шаданакара миллиардов душ, отдавших за чечевичную похлебку свое
божественное первородство.
Надо надеяться, что страшный урок не пройдет даром.
Учение Розы Мира указывает на абсолютную ценность личнос-
ти, на ее божественное первородство: право на освобождение от
гнета бедности, от гнета агрессивных обществ, на благополучие,
на все виды свободного творчества и на обнародование этого
творчества, на религиозные искания, на красоту. Право человека
на обеспеченное существование и пользование благами цивилизации
есть такое врожденное ему право, которое само по себе не требу-
ет отказа ни от свободы, ни от духовности. Уверять, будто бы
здесь заключена какая-то роковая дилемма, что ради достижения
всего только естественных, само собой разумеющихся благ надо
жертвовать личной духовной и социальной свободой, - это значит
вводить людей в обман.
Учение укажет и на долженствование личности: на
последовательное расширение сферы того, что охватывается ее
любовью; на возрастание, умножение и просветление того, что
создается ее творчеством. Творчество, таким образом,
оказывается и правом, и долженствованием. Я до сих пор не могу
понять, каким образом эта воистину божественная способность
человека не встретила должного отношения к себе ни в одной из
старинных религий, кроме некоторых форм многобожия, в
особенности эллинского. Кажется, только в Элладе умели
боготворить не только произведения искусства, но самую
творческую способность, именно творческую, а не
производительную, как в других формах политеизма, и даже
венчать апофеозами великих деятелей искусства. Печально и
странно, что после угасания Эллады творческий дар перестал
привлекать к себе взор религий, не осмыслялся больше ни
онтологически, ни метафизически, ни мистически. Под влиянием
односторонне понятой семитической идеи о том, что после шести
дней творения наступило упокоение Божественного творческого
духа, даже вопрос о дальнейшем творчестве Самого Бога
богословская мысль предпочитала обходить стороной, и речение
Божества, запечатленное в Откровении Иоанна - "Се, творю все
новое", - осталось единичным взлетом, единичным прозрением. К
человеческому же творчеству установлюсь и вовсе подозрительное
отношение, как будто гордыня, в которую может впасть
человек-творец, более опасна и гибельна, чем творческое
бесплодие. К сожалению, не менее прискорбная точка зрения на
творчество человека установилась и в религиях индийского корня.
Последние века западных культу, столь богатые проявлениями
гениальности во всех областях искусства, в науке я в философии,
научили нас многому. Научили они нас и благоговейному отношению
к человеческому творчеству, и уважению к человеческому труду.
Но безрелигиозный дух этих веков способствовал в этом вопросе
как раз тому, чего боялись старинные религии: человеку-творцу
сделалась свойственной гордыня своим творческим даром, как если
бы самый этот дар он создал в себе сам. Впрочем, эта
самостность свивала себе гнездо не столько в душах подлинных
гениев, и тем более духовных вестников, сколько в ряду
второстепенных деятелей наук и искусств. Более подробному
рассмотрению этих проблем под углом учения Розы Мира будет в
настоящей книге посвящен ряд специальных глав.
Во всяком случае, творчество, как и любовь, не есть
исключительный дар, ведомый лишь избранникам. Избранникам
ведомы праведность и святость, героизм и мудрость, гениальность
и талант. Но это - лишь раскрытие потенций, заложенных в каждой
душе. Пучины любви, неиссякаемые родники творчества кипят за
порогом сознания каждого из нас. Религия итога будет стремиться
разрушить эту преграду, дать пробиться живым водам сюда, в
жизнь. В поколениях, ею воспитанных, раскроется творческое
отношение ко всему, и самый труд станет не обузой, но
проявлением неутолимой жажды создавать новое, создавать лучшее,
творить свое. Все последователи Розы Мира будут наслаждаться
творческим трудом, обучая этой радости детей и юношество.
Творить во всем: в слове и в градостроительстве, в точных
науках и в садоводстве, в украшении жизни и в ее умягчении, в
богослужении и в искусстве мистериалов, в любви мужчины и
женщины, в пестовании детей, в развитии человеческого тела и в
танце, в просветлении природы и в игре.
Потому что всякое творчество, кроме демонического,
совершаемого во имя свое и для себя, есть богосотворчество: им
Пирамида