направленности, превращение планеты - в сад, а государств - в
братство. Но это - задачи лишь первой очереди. Их осуществление
откроет путь к разрешению задач еще более высоких: к
одухотворению природы.
Итак: интеррелигиозность, универсальность социальных
стремлений и их конкретность, динамичность воззрений и
последовательность всемирно-исторических задач - вот черты,
отличающие Розу Мира от всех религий и церквей прошлого.
Бескровность ее дорог, безболезненность ее реформ, доброта и
ласка в отношении к людям, волны душевного тепла,
распространяемые вокруг, - вот черты, отличающие ее от всех
политико-социальных движений прошлого и настоящего.
Ясно, что сущность государства, равно как и этический
облик общества, не может быть преобразована в мгновение ока.
Сразу же полный отказ от принуждения - утопия. Но этот элемент
будет убывать во времени и в общественном пространстве. Всякая
дисциплина слагается из элементов принуждения и сознательности,
и от соотношения между собою этих двух элементов зависит тот
или иной род дисциплины. Наибольшим процентом принуждения и
почти полным отсутствием сознательности обладает дисциплина
рабовладельческих хозяйств, тюрем и концентрационных лагерей.
Немного больше процент сознательности в воинской муштре. И
дальше, по мере ослабления в дисциплинарных системах элемента
принуждения, возрастает и заменяет его собой категорический
императив внутренней самодисциплины. На воспитании именно этого
импульса построится вся новая педагогика. О ее принципах и
методах, как и о методах перевоспитания и возрождения
преступников, речь пойдет еще не скоро - в одной из последних
глав. Но ясно, думается, уже и теперь, что стимул внешнего
принуждения быстрее всего будет отмирать во внутренних
концентрических кругах Розы Мира: ибо именно людьми, целиком
спаявшими свою жизнь с ее задачами и с ее этикой и уже не
нуждающимися во внешнем принуждении, наполнятся эти внутренние
круги. Именно такие люди будут являться ее совестью, и кем же,
как не ими, должны быть заняты кресла Верховного Собора?
Да и можно ли переоценить воспитательное значение таких
общественных устройств, когда на вершине общества руководят и
творят достойнейшие: не те, чье волевое начало гипертрофировано
за счет других способностей души и чья сила заключается в
неразборчивом отношении к средствам, но те, в ком гармонически
развитая воля, разум, любвеобилие, чистота помыслов и глубокий
жизненный опыт сочетаются с очевидными духовными дарами: те,
кого мы называем праведниками. Совсем недавно мы видели тому
пример: мы видели роковую годину Индии и великого духом Ганди.
Мы видели потрясающее зрелище: человек, не обладавший никакой
государственной властью, в подчинении которого не было ни
одного солдата, даже ни одного личного слуги, не имевший крова
над головой и ходивший в набедренной повязке, стал совестью,
стал духовным и политическим вождем трехсот миллионов человек,
и одного его тихого слова было достаточно, чтобы эти миллионы
объединялись в общей бескровной борьбе за освобождение своей
страны, а пролитие крови врага влекло за собой всеиндийский
пост и траур. Нетрудно представить себе, как трагически
исказился бы исторический путь индийского народа, если бы
вместо этого подвижника в решающую минуту выдвинулся в качестве
вождя человек односторонне-волевого типа, вроде Муссолини или
Сталина, - так называемая "сильная личность", мастер демагогии
и политической интриги, маскирующий свою сущность деспота
тирадами о народном благе! Как блестяще играл бы он на низших
инстинктах народа, на естественной ненависти к завоевателям, на
зависти к богатым; какие волны огня и крови заходили бы по
Индии, затопляя острова высокого этического сознания, тысячи
лет укреплявшиеся и лелеемые лучшими сынами великого народа! И
какая тирания воздвиглась бы в итоге над истерзанною страной,
пользуясь склонностью к повиновению, созданною веками
рабства!.. Ганди направил освободительный и созидательный
энтузиазм нации по другому пути. Вот первый в новейшей истории
пример той силы, которая постепенно заменит меч и кнут
государственной власти. Эта сила - живое доверие народа к тому,
кто доказал свою нравственную высоту; это - авторитет
праведности.
Предвижу множество возражений. Одно из них таково: да, это
было возможно в Индии, с ее неповторимыми особенностями, с
четырехтысячелетним религиозным прошлым, с этическим уровнем ее
народа. У других народов другое наследие, и опыт Индии ни на
какую другую страну перенесен быть не может.
Верно, у каждого народа свое наследие. И наследие Индии
привело к тому, что ее народ стал пионером на этой дороге. Но
почти каждый народ видел у себя или рядом с собой диктатуры и
тирании всевозможных окрасок, разнообразной идеологической
маскировки, и каждый мог убедиться, в пучину каких катастроф
увлекает страну слепая власть, не просветленная праведностью,
не отвечающая даже требованиям среднего нравственного уровня. А
ведь государственное водительство - это подвиг, и средний
нравственный уровень для этого мал. Многие народы убедились и в
этом, потому что там, где вместо диктаторов чередуются
политические партии, там сменяются, точно в калейдоскопе,
дипломаты и генералы, боссы и адвокаты, демагоги и дельцы, одни
- своекорыстнее, другие - идейнее, но ни один не способен
вдохнуть в жизнь новый, чистый и горячий дух, разрешить
насущные всенародные проблемы. Ни одному из них никто не может
доверять больше, чем самому себе, потому что ни один из них
даже не задумывался о том, что такое праведность и духовность.
Это - снующие тени, опавшие листья, подхваченные ветром
истории. Если Роза Мира не выйдет вовремя на всечеловеческую
арену, они будут развеяны огненным дыханием волевых и
безжалостных диктатур; если же Роза Мира появится - они
растворятся, растают под восходящим солнцем великой идеи,
потому что сердце народа доверяет одному праведнику больше, чем
сотне современных политиков.