протекала по дну обледенелой, гладкой, словно зеркало, котловины. Дорога, разумеется,
пропала из вида, и мы были вынуждены снова блуждать, бросаясь во все стороны в поисках
какого-либо знака, который указал бы нам нужное направление. В конце концов я отыскала
тропу у подножия горы, и мы стали спускаться по очень пологому ровному скату, что
облегчало ходьбу.
Прогулка при ярком свете луны оказалась поистине восхитительной. Вскоре
показались кусты, разбросанные по лугам, лишенным иной растительности.
Невозможно было сделать привал, не разводя костра. Ледяной ветер, прилетавший с
заснеженных вершин, обрушивался на долину. Его сила возрастала с каждой минутой, но в
поле зрения не было ни единого укрытия, и мы не мерзли лишь благодаря тому, что
двигались.
Таким образом, мы шагали до двух часов ночи и были в пути уже в течение
девятнадцати часов, не сделав ни единой остановки, без еды и питья. Как ни странно, я не
чувствовала усталости, но мне очень хотелось спать.
Йонгден отправился за дровами для костра, а я тем временем обнаружила топливо у
реки, где, вероятно, обычно отдыхают путники, следующие из По в Дайшин или наоборот.
Я окликнула своего спутника и собрала большое количество сухого навоза яков в подол
своего платья. Мы были уверены, что в этой глуши нет ни единой живой души, и я решила
поставить нашу палатку среди зарослей, в ложбине, зажатой между крутыми берегами.
Теперь надо было срочно разжечь огонь. Я бросила на землю джуа
103, Йонгден же
достал огниво и его принадлежности из небольшой сумки, которую он носил на поясе, по
тибетской моде.
Однако кремень не высекал искры. Что же произошло? Юноша старался напрасно, с
таким же успехом он мог стучать по кому земли в надежде добыть огонь. Осмотрев сумку,
он заметил, что она отсырела. Видимо, лежавшее в ней огниво промокло, когда мы
пробирались к перевалу по сугробам.
Как бы то ни было, мы остались без огня. Положение незавидное. Хотя реку покрывал
толстый слой льда, мы не боялись замерзнуть, так как находились уже не на вершине горы и
через несколько часов должно было взойти солнце, но совершенно очевидно, что после этой
декабрьской ночи нам грозит воспаление легких или другая скверная болезнь того же рода.
— Жетсунема , — неожиданно обратился ко мне Йонгден, положив на землю сумку с
бесполезным огнивом, — вы владеете искусством тумо рескьянг и можете обходиться без
огня. Согревайтесь и не беспокойтесь обо мне. Я буду прыгать и бегать, чтобы не дать крови
застояться. Не бойтесь, я не заболею.
103 Джуа — навоз яков или коров, именуемый также онгуа в Северном Тибете.
Действительно, я училась у двух тибетских отшельников странному умению повышать
температуру тела. Истории, приведенные в тибетских книгах, и рассказы по этому поводу
вызывали у меня большой интерес. Поскольку мой ум склонен подвергать все критике и
проверять на практике, у меня возникло сильное желание самой убедиться, что скрывается за
всеми этими описаниями, которые я считала небылицами чистой воды.
С великим трудом, проявив крайнюю настойчивость в желании приобщиться к этой
тайне, а также согласившись пройти ряд довольно тяжелых, а порой даже опасных
испытаний, я в конце концов смогла кое-что узнать и «увидеть».
Я встретилась с несколькими людьми, мастерски владевшими искусством тумо , они
неподвижно сидели на снегу безо всякой одежды, из ночи в ночь, погруженные в свои
мысли, в то время как вокруг кружились и завывали свирепые ветры.
Я видела при свете полной луны, как их ученики сдавали невероятный экзамен.
Нескольких молодых людей приводили в разгар зимы на берег озера или реки, где они
раздевались и принимались высушивать теплом своего тела простыни, смоченные в ледяной
воде. Едва одна простыня становилась сухой, как ее тотчас же заменяли другой. Простыни,
затвердевшие на морозе, дымились на плечах кандидатов-рескьянгх
104 , словно их
прикладывали к пылающей печке.
Более того, я узнала упражнения, позволяющие проделывать эти диковинные фокусы,
и, горя желанием довести свой опыт до конца, самолично тренировалась зимой, на
протяжении пяти месяцев, на высоте 3900 метров, в тонком ученическом одеянии из
хлопка105.
Узнав то, что меня интересовало, я сочла бесполезным продолжать учебу, так как не
собиралась постоянно жить в том крае, на который рассчитаны эти приемы.
Поэтому я вновь стала тривиально разводить огонь и носить теплую одежду. Мой
спутник ошибался, полагая, что я в совершенстве овладела искусством тумо рескьянг .
— Вернитесь на то место, где останавливались путники, и соберите столько сухого
навоза и тонких веток, сколько сможете унести, — велела я ламе. — Это помешает вам
простудиться. А я пока займусь огнем.
Он повиновался, хотя был уверен, что топливо нам не пригодится.
Мне пришла в голову одна мысль: огниво и его принадлежности — кремень и мох106,
с помощью которых высекают искру, — отсырели и застыли, но не смогу ли я привести их в
действие, согрев на себе, подобно тому как я высушивала мокрые простыни во время
изучения тумо рескьянг ? Было нетрудно это проверить.
104 Рескьянг означает «только хлопок» (подразумевается одежда из хлопка), ибо те, кто упражняется в этом
искусстве или сведущи в нем, носят лишь юбки и куртки из хлопка.
105 Слишком долго было бы описывать здесь методы, используемые для создания тумо, соответствующие
разъяснения будут даны в книге, посвященной психической подготовке в Тибете.
106 Это не настоящий мох. Тибетцы используют пух некоторых высокогорных растений.
Я положила кремень и пучок мха под одежду и приступила к упражнению,
предписанному в подобных случаях.
Я упоминала о том, что мне хотелось спать. Помогая Ионгдену ставить палатку и
пытаясь развести костер, я немного стряхнула с себя дремоту, но теперь, в спокойном
состоянии, меня снова стало клонить в сон. Между тем мой ум всецело сосредоточился на
мысли о тумо и машинально, но непреклонно продолжал проделывать начатое
упражнение.
Вскоре я увидела пламя, взметнувшееся рядом со мной; оно все сильнее разгоралось,
окутывая меня своими красными языками, плясавшими над моей головой. Я почувствовала,
как меня наполняет восхитительное чувство блаженства…
И тут я подпрыгнула от треска ломавшегося на реке льда, который напоминал
пушечные выстрелы. Окружавшее меня пламя немедленно опустилось и исчезло, как бы
вернувшись под землю.
Я открыла глаза. Ветер свирепствовал еще сильнее, чем прежде. Мое тело горело, то ли
в результате проделанного ритуала, то ли из-за простуды, от естественно поднявшейся
температуры. Я не стала выяснять, в чем тут дело. Теперь огниво наверняка будет
действовать. Я встала и направилась к палатке, в то же время продолжая грезить. Я ощущала,
как из моей головы, из каждого моего пальца исходит огонь.
Пирамида