ночное время поехали в свое село Ловцы, что находится от нас недалеко. Вот
сваты-то ехали-ехали, да вдруг и вздумал над ними подшутить полевик — попали в
речку обе подводы с лошадьми. Кое-как лошадей и одну телегу выручили и уехали
домой, а иные и пешком пошли. Когда же домой явились, то свахи, матери-то
жениховой, и не нашли. Кинулись к речке, где оставили телегу, подняли ее, а под
телегой-то и нашли сваху совсем окоченелою".
IX Водяной
Мечется и плачет, как дитя больное
В неспокойной люльке, озеро лесное.
В этом двустишье говорится о небольшом озере, берега которого все на виду и
настолько отлоги, что разбушевавшийся ветер гонит две волны, нагонную и
отбивную, разводя опасное волнение, так называемую толчею. В бурю оно
неприступно для рыбачьих челнов, хотя именно в эту пору обещает более богатую
добычу. Но и во всякое другое время, как вообще все озера круглой формы, оно
пользуется недоброй славой бурного и беспокоимого: самые малые ветры заставляют
его колыхаться, как бы от тревожных движений какой-то невидимой чудовищной силы,
покоящейся на дне его. И достаточно одного случая неудачного (выезда в
заподозренное озеро, окончившегося гибелью человека, чтоб в окольности, где
всякий на счету и каждого жалко, проплыло оно "проклятым". Пройдут года,
забудется имя несчастного, но случай останется в памяти с наслойкою придатков
небывалого: простой случай превращается в легенду на устрашение или поучение
грядущим векам. Одна из таких легенд связывается с именем суздальского князя
Андрея Боголюбского, устроителя Залесской страны, памятного также по своим
благочестивым деяниям. В темную ночь, на 29 июня 1174 года, коварные царедворцы,
в заговоре с шурьями и женою князя, изменнически убили его. Брат князя, Михаил,
свалил казненных убийц в короба и бросил в озеро, которое с того времени до сих
пор в роковую ночь волнуется. Короба с негниющими, проклятыми телами убитых в
виде мшистых зеленых кочек колыхаются между берегами, и слышится унылый стон:
это мучаются злобные Кучковичи. Коварная и малодушная сестра их брошена с
тяжелым жерновым камнем на шее в темную глубь другого, более глубокого
озера — Поганого.
На всем пространстве Великой России попали в сильное подозрение и приобрели
добрую и худую славу в особенности небольшие, но глубокие озера, нередко в
уровень наполненные темной водой, окрашенной железной закисью. Они обилуют
подземными ключами и теми углублениями дна, в форме воронки, которые образуют
пучины, где выбиваются воды из бездны или поглощаются ею. Темными ночами в
одиночестве к таким водоемам никто не решается подходить. Многим чудится тут и
громкое хлопанье точно в ладоши, и задавленный хохот, подобно совиному, и вообще
признаки пребывания неведомых живых существ, рисующихся напуганному воображению
в виде туманных призраков. А так как этому воображению не указано предельных
рамок, то и светлые озера, которые очаровывают своими красивыми отлогими или
обсыпчатыми, крутыми берегами, привлекательные веселым и ласкающим видом, не
избавлены также от поклепов и не освобождены в народном представлении от
подозрений.
Во многих из них все, начиная от чрезвычайных глубин, от разнообразной игры
в переливах света и причудливых отражений на ясной зеркальной поверхности,—
настраивает послушное воображение на представление картин в виде следов
исчезнувших селений и целых городов, церквей и монастырей. С образца и примера
четырех библейских городов, погребенных за содомские грехи в соленых водах
Мертвого моря, народная фантазия создала несколько подобных легенд о наших
русских озерах. И у нас, как и у других народов, оказались такие же подземные
церкви и подводные города. Так что в этом отношении французская Бретань ничем не
отличается от русской Литвы. Во французской Бретани в незапамятные времена
поглощен морем город Ис, и рыбаки во время бури видят в волнах шпицы церквей, а
в тихую погоду слышится им как бы исходящий из глубины звон городских колоколов,
возвещающих утреннюю молитву. "Мне часто кажется, что в глубине моего сердца
(пишет Эрнест Ренан) находится город Ис, настойчиво звонящий колоколами,
приглашающими к священной службе верующих, которые уже не слышат. Иногда я
останавливаюсь, прислушиваюсь к этим дрожащим звукам, и мне представляются они
исходящими из бесконечной глубины, словно голоса из другого мира. В особенности
с приближением старости мне приятно во время летнего отдыха представлять себе
эти далекие отголоски исчезнувшей Атлантиды".
В 30 верстах от гродненского Новогрудка разлилось небольшое озеро (версты
на две в диаметре) по имени Свитязь — круглое, с крутыми береговыми скалами,
поглотившее город того же имени за грехи жителей, нарушивших общеславянскую
заповедь и добродетель гостеприимства (они не принимали путников, и ни один из
таковых в их городе не ночевал). Поэт Литвы Мицкевич вызвал из недр этого озера
поэтический образ женщины ("Свитизянки"), превратившейся, подобно жене Лота, в
камень за такое же нарушение обещания не оглядываться назад после выхода из
города, обреченного на гибель. Еще в 50-х годах прошлого столетия виден был в
этом озере камень, издали похожий на женщину с ребенком, но теперь он затоплен
водой и рвет у неосторожных рыбаков сети 26.
В Керженских заволжских лесах, некогда знаменитых в истории нашего раскола,
в 40 верстах от г. Семенова, близ Люнды (оно же и Владимирское), расположилось
озеро Светлоярое, на берега которого в заветные дни (на праздники Вознесенья,
Троицы, Сретения и чествования имени Владимирской Божьей Матери, с 22 на 23
июня) стекается великое множество богомольного люда (особенно на последнюю из
указанных ночей). Напившись святой водицы из озера, которое неустанно колышется,
и отдохнувши от пешего хождения, верующие идут с образами, со старопечатными
требниками и новыми псалтырями молиться к тому холму (угору), который
возвышается на юго-западном берегу озера. Разделившись в молитве на отдельные
кучки, молятся тут до тех пор, пока не одолеет дремота и не склонит ко сну. На
зыбких болотистых берегах вкушают все сладкий сон — с верою, что здешняя трясина
убаюкивает, как малых детей в люльке, и с надеждою, что если приложить к земле
на угоре ухо, то послышится торжественный благовест и ликующий звон подземных
колоколов. Достойные могут даже видеть огни зажженных свеч, а на лучах
восходящего солнца отражение тени церковных крестов. Холм и вода скрывают
исчезнувший православный город Большой Китеж, построенный несчастным героем
Верхнего Поволжья, русским князем Георгием Всеволодовичем, убитым (в 1238 г.)
татарами в роковой битве на реке Сити, закрепостившей Русь татарами. Когда, по
народному преданию, безбожный царь Батый с татарскими полчищами разбил князя,
скрывавшегося в Большом Китеже, и убил его (4 февраля), божья сила не попустила
лихого татарина овладеть городом: как был и стоял этот город со всем
православным народом, так и скрылся под землею и стал невидимым, и так и будет
он стоять до скончания века,
Еще более странными верованиями, ввиду редких и любопытных явлений природы,
поражает громадная страна, занявшая весь северо-запад России и известная под
именем Озерной области.
Здесь непокоренная, дикая и своевольная природа представляет такие
поражающие и устрашающие явления, объяснение которых не только не под силу
Пирамида