- С глазами, налитыми кровью и тупо-остекленелыми
Вопящий Малаец бредет, спотыкаясь,
Через свой пораженный ужасом поселок.
Естественно и неизбежно, что он должен убить меня. Я желаю, чтобы ему
хватило сил. Покончить со всем разом.
В медицинских книгах сказано, что если человек не умирает тотчас от
воздержания, страстное желание медленно выветривается. Я думаю, что Питер
уже намного сильнее. Но я так молода, чтобы умирать! Он постоянно жалуется
на паразитов у него под кожей. Он утверждает, что может вынести и это; но
мысль о том, что тебя довели до безумия гипнотизеры - это больше, нежели
любой человек способен вынести...
Я чувствую, что завизжу, если продержусь так еще на мгновение; под этим
воплем я не подразумеваю обычный вопль... Я имею в виду, что должна
вопить, вопить и вопить и никогда не останавливаться.
Так воет ветер. Лето умерло внезапно - без предупреждения, и мир вопит в
агонии. Это лишь эхо стенаний по моей одинокой потерянной душе. Сейчас
ангелы никогда уже ко мне не придут. Лишилась ли я своего положения? Я ни
на что не обращаю внимания, кроме этой раздирающей на части, колющей,
грызущей боли, этого беспокойного, неестественного дрожания тела, и этого
злобного копания безумного хирурга в открытой ране моей души.
Мне так нестерпимо, нестерпимо холодно. И еще я не могу вынести вида этой
комнаты. Питер лежит беспомощно на диване. Он неотступно следит за мной.
Словно боится, что его могут застигнуть врасплох. Это похоже на те
времена, когда у нас был порошок. Хотя мы знали, что принимаем его, и
предлагали его друг другу открыто, всегда когда мы принимали его в
одиночку, мы боялись, чтобы другой не узнал.
Я думаю, у него есть что-то, и он хочет спрятать это подальше, и пытается
выпроводить меня из комнаты, так чтобы я не узнала, куда он это положит.
Ну а мне наплевать. Мне неинтересны его частные дела. Я выйду и дам ему
шанс. Я спрячу эту книгу в магической комнате, если у меня хватит сил
добраться туда. Старик может быть в состоянии дать мне какой-то эликсир. Я
не возражаю, если он убьет мое тело; если бы мой дух был свободен, я
смогла бы выполнить мое предназначение...
Как только я захлопнула книгу, я услыхала ответный хлопок. Это должно быть
дверь, и старик вошел в нее. У него дивный свет в глазах, и он окрашивает
в цвета радуги весь мир. Я понимаю, что мое испытание закончено. Он стоит,
улыбаясь, и указывает вниз. Я думаю, что он хочет, чтобы я вернулась в
бильярдную комнату. Наверное, там кто-то ждет меня; кто-то, кто заберет
меня прочь исполнить мое предназначение. Я понимаю сейчас, что я приняла
за хлопок, или за закрывающуюся дверь. На самом деле обе эти вещи
случились в мистическом смысле; и теперь я осознаю, кто этот старик на
самом деле, и что он - отец Мессии...
ГЛАВА VII
ПОСЛЕДНЕЕ ПОГРУЖЕНИЕ
Воскресенье
Церковные колокола подсказали мне, какой сегодня день. Я прошла через
другое ужасное испытание. Не знаю, сколько времени пролетело с тех пор,
как я спустилась из северной башни. Этот шум оказался на самом деле
выстрелом. Я нашла Питера лежащим на полу с пистолетом у бока, и кровь
струилась из раны в его груди.
Я немедленно поняла, что мне придется делать. Послать за доктором было
невозможно. Скандал с самоубийством мог сделать жизнь здесь невыносимой
после того, как выяснят, что это произошло из-за порошка. Бремя должно
было лечь на мои плечи. Я обязана выходить моего мальчика и вернуть его к
жизни.
Помню, что была слишком слаба, чтобы спуститься из северной башни. Я
поднялась на балюстраду и закашлялась от удушья, и соскальзывала вниз,
сидя, со ступеньки на ступеньку. И еще я была почти слепая. Мои глаза,
казалось, ни на чем неспособны сфокусироваться.
Но в то самое мгновение, когда я увидела, что произошло, моя сила
вернулась ко мне, по крайней мере не физическая, а сила природы. Она
струилась сквозь меня, как ветер дует через тонкую изодранную занавеску.
Патроны были очень старыми, и порох судя по всему потерял свою силу; пуля
отскочила от его грудной кости и скользнула вдоль ребер. На самом деле
рана была пустяковая; но он был так слаб, что мог умереть от потери крови.
Я достала немного воды, промыла раны, и забинтовала их так хорошо, как
только смогла. Когда пришел официант, я послала его за необходимыми
лекарствами к аптекарю, и за диетической едой. Впервые я радовалась тому,
что была война. Мой опыт работы в Красном Кресте устранил все проблемы.
У него был небольшой жар, соответственно его сильной слабости, и
периодически возникал бред. Одержимость этой поэмой все еще захватывала
его. Пока я перевязывала раны, он прошептал слабо и полусонно:
- Это Она, она, что отыскала меня
В морфяной медовый месяц;
Шелком и сталью меня сковала,
Погрузив с головой в ядовитое молоко,
Ее руки даже сейчас сжимают меня,
Удушая до потери сознания.
- Да, - сказала я, - но я твоя жена, которая любит тебя и собирается
ухаживать за тобой во время этой беды, и мы будем жить счастливо после
этого во веки веков.
Он улыбнулся слабой и прелестной улыбкой, и задремал...
Среда
Теперь я считаю дни. Наступило бабье лето. Природа изумительна. Я выхожу
на небольшие прогулки, когда Питер спит.
Пятница
Трудностей не было никаких, в противном случае мне бы пришлось вызвать
доктора не считаясь с риском. Меня беспокоит только, что по мере того, как
рана заживает, галлюцинации с манией преследования начинают возвращаться.
Я сейчас понимаю, насколько я сама была одержима бредом величия, и как мое
желание стать матерью определило его форму.
Пирамида