смысле. Одна линия может узнать другую лишь через точку их соприкосновения;
плоскость узнает плоскость через линию пересечения обеих. Куб получает сведения
о другом кубе, соприкоснувшись с ним плоскостями, а душа о душе —
соприкоснувшись с нею мыслями и чувствами.
Мне хотелось бы, чтобы ты ощутила это всеми фибрами своего бытия; для меня этот
тезис очень важен, возможно даже, важнее всего на свете, и для брата Сирила
тоже, причем безо всяких указаний с моей стороны, так что ты можешь им
гордиться. Хинтон, Роза Болл и другие заложили основы этого тезиса, однако
именно брат Сирил первым вдумался в его смысл, а потом и ввел в оккультный
научный оборот.
— О нет, эта честь по праву принадлежит Махатхера Пхангу, — горячо возразил
Сирил.
— Когда я стал доказывать ему, что душа имеет метафизическую природу, это
вызвало у него такой жизнерадостный смех, что я моментально осознал свою
глупость. Конечно, ведь в Природе везде царит один и тот же порядок!
— Во всяком случае, — продолжал Ифф, — благодаря этой теории Сирила список наших
кандидатов сразу сокращается намного, очищаясь от любителей метафизических
спекуляций. Уходят все никчемные споры о «добре» и «зле», о реализме и
номинализме, о свободе воли и предопределении, — короче, все эти надоевшие «-
измы» и «-ологии»! Жизнь сводится к простым математическим формулам, как о том
мечтали ученые викторианской эпохи; в то же время математика возвращает себе
свое царское достоинство как не только точная, но и возвышеннейшая из наук. От
этого имеющийся порядок вещей становится естественным и необходимым, а такие
«высоконравственные» проблемы как безжалостность органической жизни вновь
сокращаются до своих истинных, то есть исчезающе мало значимых масштабов.
Сокращается и эта — почти уже забавная! — антиномия между внушительными
размерами человека по сравнению с большинством существ окружающего живого мира и
его, извините, интеллектом; и, хотя тайна Космоса по-прежнему остается
нераскрытой, становится ясно, что она, эта тайна, в конечном итоге рациональна,
и что это не может быть ни безнравственно, ни обидно.
Но обратимся теперь к одному вполне практическому моменту. Пусть у нас есть
душа, опасающаяся прямых контактов с другими душами. Она способна решиться на
такое только через фильтр некоего доступного ей ума или тела. И вот, если
вернуться к нашему конусу, ты легко заметишь, что любое сечение его дает лишь
одну из трех правильных кривых. Такое сечение никогда не совпадет, например, с
квадратом, как его ни верти. Поэтому наша душа будет вынуждена искать такой ум,
который совпал бы с его сечением. Возможностей тут, конечно, много, и в этом
никто не сомневается; тем более, что и ум не стоит на месте в своем развитии,
принимая все новые формы. Но контакт — это нечто иное. Если я как бесплотная
душа пожелаю вступить в контакт с другой душой, одна из частей которой управляет
телом профессора Оксфордского университета, то мне нет никакого смысла
воплощаться в тело гот
тентота.
Сирил недоверчиво хмыкнул.
— Хорошо, отвлечемся на минуту, — продолжал старый маг. — Возьмем уже
«воплощенную» душу, как это принято называть. Всякое воплощение есть результат
действия трех сил: самой души, наследственности и условий окружающей среды.
Догадливая душа наверное вы берет себе такой зародыш, у которого шансов по двум
последним позициям больше. Она проверит, хорошего ли он рода, и действительно ли
его будущие родители намерены — и способны! — предоставить своему чаду
возможность развиваться свободно. Ты помнишь, как мы говорили, что всякая душа
есть в некотором роде «гений», ибо ее мир настолько несоизмеримо больше нашего,
что одной лишь искры ее Знания достаточно, чтобы из нее возгорелась новая эпоха
в жизни человечества.
— Однако наследственность и окружение, по-моему, чаще всего как раз
ограничивают эту искру гения. Бутылка ведь сама не пьянеет, даже если она полна
виски.
— Значит, нам придется признать, что между душами существует нечто вроде
соревнования за овладение раз личными телами и умами; или, возвращаясь к
предыдущему эпизоду, различными зародышами. Ты, наверное, догадалась, что из
этого следует вывод, весьма неутешительный для теории инкарнации: душа не помнит
того, что было с нею «в последний раз». Да и к чему было бы конусу помнить о
взаимосвязях между его различными кривыми? Они для него настолько, мало значимы,
что ему даже в голову не приходит задуматься об этом. Хотя определенное сходство
между некоторыми кривыми (или, в нашем случае, жизнями) может навести, на мысль,
что они исторически связаны, точно так же, как стихотворения одного поэта
связаны между собой стилистически, независимо от того, пишет ли он о войне или о
любви.
Теперь ты видишь, что эта теория попросту лишает смысла все идиотские
рассуждения
о том, «на какой планете какие души обитают», а тем более НЕ обитают. Да для нас
любая пылинка, любая полоска водорода в спектре очередного солнца есть важнейший
признак присутствия там частички жизни!
И здесь мы несколько неожиданным образом смыкаемся не с одним даже, а с
несколькими взглядами розенкрейцеров. Можно вспомнить некоторые из
экспериментов, проводившихся этими нашими предшественниками. Правда,
представления о душе у них были несколько иными, да и изъяснялись они отличным
от нашего языком; однако им непременно хотелось создать человека, который не был
бы «ограничен» наследственностью, а уж окружение они бы постарались ему
обеспечить.
Начали они с парафизики, то есть с отказа от естественного зачатия, сколь
решительно, столь и бесповоротно. Они выделывали фигурки из латуни, пытаясь
вселить в них жизнь, то есть душу. В старинных трактатах говорится, что
некоторые из этих попыток были даже успешны — так, лорду Бэкону удалось вывести
таким образом живого Гомункулуса; это удавалось также Альберту Великому и еще,
по слухам, Парацельсу. Правда, под конец Парацельсу на острие магической шпаги
явился черт, «открывший славнейшему доктору все хитрости и трюки шарлатанов
прежних и новых» (хотя тут Сэмюэл Батлер, возможно, и привирает, ведь он сам был
шарлатан не из последних).
Это, впрочем, не остановило других магов, искавших кратчайшие пути к возможно
естественному созданию Гомункулуса. Разыскивая и определяя способствующие тому
факторы, они пытались воспроизвести или видоизменить их при помощи
телесматических или симпатических средств. Так, например, девятиконечная звезда,
которую издревле считают символом Луны, должна была притягивать последнюю —
разумеется, не Луну как таковую, а то, что они под ней понимали, то есть некий
архетип, идею сродни поэтической. Воздействуя на объект при помощи подобных
символов, а также соответствующих им трав, металлов, талисманов и тому
подобного, и ограждая объект от нежелательных влияний при помощи аналогичных
методов, они надеялись привить ему желаемые свойства (в нашем примере —
«лунные»). Я намеренно упрощаю картшгу, чтобы ты сразу поняла смысл этой, в
Пирамида