всего нужно, чтобы я действительно хотел иметь эту книгу, чтобы это желание жило
в моем подсознании, которое и творит чудеса. Делать вид или убеждать себя, что я
хочу книгу, бесполезно. Положить одним ударом два шара в лузу может каждый, но
настоящим игроком можно назвать лишь того, кто способен повторить этот трюк и
двадцать, и тридцать раз — всякий раз, когда подходит к бильярдному столу. Хотя
в некоторых отраслях Магики «проверка» возможна; я бы сказал, в тех ее отраслях,
где преобладает не мужское, а женское начало. Да, эта аналогия представляется
мне достаточно точной. Ты помнишь, как я угадал твой час рождения — разве это не
была «проверка» моей способности делать это? И я могу повторять этот трюк
сколько угодно, и пять раз из шести угадаю верно. А тот случай, когда я не
угадаю, я всегда смогу проанализировать и понять, почему ошибся. Дело это
несложное, я как-нибудь объясню тебе, как это делается. Возьми, наконец, свою
собственную способность ясновидения: я ведь не говорил тебе, что именно ты
увидишь, и тем не менее ты увидела то же, что и я. Ты сможешь упражняться в этом
каждый день, если захочешь, и Сирил будет «проверять» тебя; и через месяц ты
станешь настоящим мастером в этих делах. Если тебе захочется потом
продемонстрировать свое умение кому-нибудь — пожалуйста. Но тебе не
захочется. Главная проблема заключается на самом деле в том, что из многих тысяч
людей эти научные изыскания не волнуют ни одного; даже такие — вполне
прикладные! — достижения науки как паровая машина, телеграф или автомобиль стали
доступны массовому человеку лишь потому, что несколько крикунов, понявших, что
на этом можно делать деньги, твердили ему об этом денно и нощно. Кого у нас
сегодня считают «светочами науки»? Эдисона и Маркони, из которых пи один не
изобрел ничего нового; они оказались просто хорошими дельцами, сумевшими
использовать труд других и превратить науку в источник постоянных и очень даже
неплохих доходов. Ах, о чем тут говорить!
— Но мы опять отклонились от темы, — заметил Сирил. — У меня сегодня было
прекрасное утро: подобно Платону, я провел его в компании добрых, порядочных и
красивых людей. Наблюдать вас мне доставило истинное удовольствие. Однако нас
ждет работа. Работа трудная, поэтому я предлагаю использовать тактику Вашингтона
в битве под Вэлли-Фордж. Мы протрубим наступление и первыми нанесем удар Черной
Ложе; когда же она бросится в контратаку, рассчитывая, как всегда, увидеть меня
в первых рядах наступающих, мы с Лизой уже будем далеко — исчезнем, так сказать,
среди бела дня.
— Что ж, план хорош, — согласился Саймон. — На этом мы, пожалуй, и закончим.
Итак, за работу! Чтобы не привлекать к себе внимания, ты, Лиза, лучше не бери с
собой багажа (его можно будет прислать потом), и не говори об отъезде ни с кем,
кроме членов Ордена. После обеда ты переоденешься в дорожное платье, и вы с
Сирилом доедете на метро до Лионского вокзала, где как раз успеете на скорый
поезд Париж — Рим. И смотри, не забудь дать мне телеграмму, когда попадешь в
«Сачок для Бабочки»!
Глава IX
О ТОМ, КАК БЫСТРО ДУРНЫЕ ВЕСТИ С БУЛЬВАРА АРАГО ДОШЛИДО УЛИЦЫ КЕНКАМПУА, И ЧТО
ЗА ЭТИМ ВОСПОСЛЕДОВАЛО
В тот самый момент, когда лорд Энтони Боулинг сворачивал с Монмартра на Большие
Бульвары, Акбар-паша сворачивал с них в прямо противоположном направлении. Вовсю
зеленела весенняя трава, но турку было не до нее: он прилагал все усилия, чтобы
его не узнали. И недаром: ведь в темных и опасных переулках «Чрева Парижа» за
каждым следит тысяча глаз. Подобная мера безопасности — лишь привычная
предосторожность в этом районе, слишком хорошо известном как вотчина апашей.
Наконец он добрался до квартала открытых рынков; пройдя его, так сказать, по
диагонали, он подошел к ресторанчику, часто и охотно посещаемому туристами,
главным образом американскими. Назывался он «У Добродушного Папаши». Акбар
поднялся по ступеням. Время вечерних посетителей еще не настало, даже музыкантов
пока не было; лишь в уголке «зала» сидел старик, отхлебывавший из бокала крепкую
смесь джина, виски и рома, именовавшуюся в определенных кругах коктейлем
«Нантакет». На вид ему было лет шестьдесят, волосы и борода были совсем седые;
одежда напоминала рабочую, да и держался он с достоинством старого мастерового,
знающего себе цену, но всегда готового помочь молодым и поучить их. Однако
взгляд его светлых глаз был холоден, как у убийцы, и будто направлен внутрь, как
у вора. Руки, лежавшие на столе, дрожали, как у паралитика, а выступающие
суставы говорили о хирагре. Погоня за наслаждениями тоже наложила свой
отпечаток: тело его казалось распухшим от нездорового жира.
Дрожащие руки казались зеркалом души старика: видно было, что он чем-то
смертельно напуган или боится чего-то лишиться.
Завидев турка, он приподнялся со стула и снова рухнул на него. Он был пьян, и
довольно сильно.
Акбар уселся напротив него.
— У нас ничего не получилось, — прошептал он, хотя вблизи не было никого,
кто мог бы их слышать. — Прошу вас, поймите меня, доктор Баллок, это было
совершенно невозможно. Мы испробовали все средства.
Голос доктора был мягок, даже ласков. Он действительно был доктором, то есть
врачом, хотя давно не практиковал, занимаясь различными экспериментами, которые
называл «биоэнергетикой», однако даже самые стойкие из его учеников отказывались
в них участвовать. Его ответ Акбару был тих и полон кошачьей вкрадчивости:
— А мне ведь придется отчитываться за это перед S.R.M.D. Надеюсь, вы не
забыли об этом? Как выдумаете, что он на это» скажет?
— Но я повторяю, что это было совершенно невозможно. Там был один старик,
из-за которого, по-моему, все и сорвалось.
— Старик? Какой еще старик?! — голос доктора Баллока сорвался в уже не
скрываемом гневе. — О черт, черт побери вас тысячу раз!
Он рывком перегнулся к турку, схватил его за бороду и потянул к себе. Для
мусульманина нет большего святотатства, чем оскорбление его бороды, но Акбар
стерпел и это. И все же боль оказалась слишком сильна, так что он не смог
сдержать вскрика.
— Ах ты, собака! Турецкая свинья! — прошипел Баллок. — Да знаете ли вы, что
произошло? — добавил он, несколько сбавив тон. — Мастер послал двойника, то
есть, можно сказать, частицу самого себя — вы хоть понимаете, что это значит? —
и двойник не вернулся, слышите, вы, тупица! Значит, его убили, и мы не знаем,
как, и теперь мастер S.R.M.D. лежит полуживой у себя в доме. Почему вы, болван,
не явились сразу же, чтобы сообщить об этом?
Ведь я только теперь узнал, что с вами случилось!
— Я прошу прощения, покаянно забормотал турок, но я не знал, где вас найти
до условленной встречи. Но, пожалуйста, отпустите мою бороду!
Скорчив презрительную мину, Баллок сжалился над! турком и отпустил его. На самом
деле Акбар был далеко не трус, и последние слова, произнесенные Баллоком в его
адрес, стоили бы крови даже султану, хотя бы Акбар потом растерзали в клочья его
слуги. Однако Баллок бьл непосредственным начальником Акбар в Черной Ложе, где
все зиждилось на страхе и унижении; ее первым правилом было полное закабаление
своих членов. Тиран в глазах Акбара, перед мастером S.R.M.D. доктор Баллок,
Пирамида