464. Хотя внешняя, или природная, память и остается в человеке после
смерти, но чувственное и природное в ней не воспроизводится в том мире, а
заменяется духовным по закону соответствия. Духовное же это, представ
зрению, является, однако, точно в таком же образе, как в мире природном,
потому что всякое явление на небесах во всем подобно явлению земному, хотя в
сущности своей есть явление не природное, а духовное (см. об изображениях и
видимостях на небесах н. 170-176). Но внешняя, или природная, память
относительно предметов вещественных, времени и пространства или вообще
относительно всего природного, земного не служит духу на ту же потребу, как
некогда в миру, потому что человек в миру, мысля по одному внешнему
чувственному началу своему без внутреннего чувственного, или разумного,
начала, судит по-природному, а не по-духовному. Напротив, в будущей жизни,
когда дух живет уже в мире духовном, он и мыслит не по природному быту, а по
духовному. Мыслить духовно значит мыслить по разуму или рассудку, вот почему
внешняя, или природная, память относительно понятий вещественных тогда
покоится, а в дело идет только то, что человек посредством их приобрел на
земле и приобщил рассудку.
Память вещественная потому покоится, что там вещественные понятия не
могут быть восстановлены: духи и ангелы беседуют по мыслям и чувствам, духу
их свойственным; обо всем же, что не совпадает с этим, не может быть у них и
речи (см. о речи ангельской н. 234-257). Поэтому и человек становится после
смерти настолько разумным, насколько он науками и знанием языков стал
разумен здесь, а вовсе не по количеству изученных им языков и наук.
Я говорил со многими, которых в свете считали весьма учеными, потому
что они знали древние языки - еврейский, греческий, латинский, но они не
образовали разума своего тем, что писано на этих языках, и некоторые из них
являлись столь же простыми, как неученые, никогда не знавшие языков этих.
Иные казались даже вовсе невежами, оставаясь тем не менее в самодовольной
уверенности, что они ученее и мудрее прочих. Я беседовал с духами, которые
при жизни своей в миру полагали, что человек умнеет и мудреет в той мере,
как богата память его знанием. Исполняясь таким запасом, они всегда почти
говорили только по памяти, стало быть, не от себя, а от других, нисколько не
образовав разума своего сокровищами памяти. Такие духи являлись тупоумными,
а иные полоумными, не постигали вовсе никакой истины, не умея различить
истины от лжи, а схватывая всякую ложь, которую так называемые ученые
выдавали за истину. Они сами собой ничего не умели обсудить, что так, что не
так, что право, что криво, а слушая других, ничего рассудком не постигали.
Говорил я и с такими, которые в миру много писали по всем отраслям
учености, чем и славились по всему свету. Иные могли рассуждать об истинах
здраво, а другие, хотя и понимали истины, когда обращаемы были к живущим в
свете истины, но не хотели понимать их и потому отрицали их, коль скоро
находились опять во лжи своей или сами в себе. Некоторые понимали не более
того, как неученый простолюдин; словом, каждый различно и по-своему смотря
по тому, как кто образовал разум свой научно тем, что сам писал или
выписывал у других. Но те, что восставали против истин церкви и размышляли
только научно, утверждаясь этим во лжи, нисколько не образовали разума
своего, а изощрили только способность к рассуждениям и заключениям. Эта
способность, вопреки мирским понятиям, весьма различна от разума, она
утверждает и доказывает все, что любо; она ведет от произвольных начал и
через обманчивые заключения - к ложным убеждениям, а не к истине. Такие люди
никогда не могут быть доведены до познания истины, потому что истина не
познается через ложь, а, напротив, ложь познается через истину. Разумное
начало в человеке подобно саду, или цветнику, или вспаханной почве: память -
почва, научные истины и познания - семена; светом и теплотой небесной семя
прозябает, а без них ростка не дает. То же станется и с разумом, если свет
небесный, т.е. Божеская истина, и теплота небесная, т.е. Божеская любовь, не
будут допущены; ими только стоит разум. Ангелы крайне скорбят о том, что
большей частью ученые приписывают все природе и замыкают этим внутренние
начала духа своего, почему и не могут видеть никакой истины при свете самой
истины, т.е. при свете небесном. По этой причине они на том свете и лишаются
способности рассуждения, чтобы умствованиями своими не соблазняли добрых,
простых людей и не посевали в них ложь. Умствователи эти там ссылаются в
пустыни.
465. Один из духов пришел в негодование оттого, что не мог припомнить
многого такого, что знал в плотской жизни, жалея об утрате удовольствия,
которым некогда столько наслаждался. Ему отвечали, что он ровно ничего не
утратил и что при нем осталось все, что он знал в общности и в частности.
Что в мире том, где он теперь пребывает, не дозволено только выкладывать все
это из памяти, а с него будет и того, что он теперь может мыслить и говорить
гораздо лучше и совершеннее, не погружая разума своего, как прежде, в густой
мрак, в грубые, вещественные и плотские предметы, вовсе бесполезные в том
мире; что теперь ему дано все нужное для вечной жизни и что нет иного пути к
счастью и блаженству; что одно только невежество может полагать, будто бы в
царстве этом с удалением всего вещественного в памяти погибает и самый
разум, меж тем как, напротив, насколько дух отвлекается от чувственного как
принадлежности человека или тела, настолько он возвышается к духовному и
небесному.
466. Различные виды памяти иногда в той жизни представляются глазам в
образе, который там только может появиться (там многое видится глазами в
образе, что здесь представляется только в мыслях). Внешняя память является в
виде хрящеватого, мозолистого вещества (corpus callosum), а внутренняя - в
виде мозговатого вещества человеческого мозга, из чего и видно качество
памяти того и другого вида. У людей, которые старались только развить и
расширить память свою, не заботясь об образовании разума, память эта
является в виде твердого нароста, протканного изнутри как бы сухожилием. Кто
переполняет память свою ложными понятиями, у того она является косматой, с
всклокоченными волосами, потому что наполнена беспорядочным сбродом понятий.
У изощрявших память свою из любви к себе и к миру (самотности и суетности),
она является вязкой, клейкой, частью окостенелой. Кто хотел проникнуть в
Божественные тайны наукой, особенно посредством философии, и верил тому
только, чего достигал этим путем, у того память является мрачной, и притом
такого свойства, что, поглощая лучи света, обращает их в тьму. У лукавых и
лицемеров она принимает вид твердой кости или черного дерева и отражает лучи
света. У тех, напротив, что жили в благе любви и в истинах веры, память
вовсе не появляется в виде твердого, хрящеватого вещества, потому что у них
внутренняя память посылает лучи света в память внешнюю, в предметах или в
мыслях которой лучи эти оканчиваются, как в основании или почве своей,
находя тут себе усладительные восприемники. Внешняя память в порядке
степеней есть последняя, в которой духовное и небесное оканчивается и
пребывает, если находит там блага и истины.
Пирамида