такого, что может быть расценено как полезное; разрешаются
только стратегические действия. Именно этому учил меня нагваль
Хуан Матус, и это способ, которым я живу: маг практикует то,
что проповедует. И еще: ничего не делается в практических
целях. Когда ты станешь понимать и практиковать все это, ты
закроешь за собой дверь.
Между нами установилось долгое неподвижное молчание. Я
крутилась на своей кровати. Мысли вертелись у меня в голове.
Возможно, никто из магов не поверит мне, но я действительно
изменилась, это изменение было почти незаметным вначале. Я
обратила на него внимание, потому что оно произошло с наиболее
сложной вещью, с которой сталкиваются почти все женщины:
ревностью и потребностью все знать.
Мои приступы ревности были притворными, -- не всегда
осознанные, они были все-таки чем-то вроде позы. Что-то во мне
требовало, чтобы я ревновала ко всем другим женщинам в жизни
Исидоро Балтасара. Но одновременно что-то во мне остро
осознавало, что жизнь нового нагваля не была жизнью обычного
мужчины, не была она и жизнью мужчины, который может иметь
много жен. Наши отношения, если это можно так назвать, не
походили на какие бы то ни было обычные формальные отношения, и
не имело значения, какую форму я пыталась им придать. Для
ощущения обладания и для того, чтобы ревновать, необходимо,
чтобы эти чувства выражались, и не только у тебя самого, но и у
партнера. А Исидоро Балтасар вообще не проявлял стремлений,
желаний, чувств и эмоций обычного мужчины.
Мое желание знать все о жизни Исидоро Балтасара было
непреодолимой потребностью; меня просто терзало то, что он
никогда не позволял мне действительно проникнуть в его личную
жизнь. А еще, -- я ничего не делала для этого. Часто я
напоминала себе, что было бы очень просто последить за ним или
покопаться в его бумагах, чтобы понять раз и навсегда, кто же
он на самом деле. Но я не могла. Что-то во мне знало, что я не
смогу продолжать общаться с ним как раньше, если сделаю это.
То, что меня останавливало, -- было более чем уважение чужой
собственности, это было доверие, которым он облек меня. Он
предоставил мне полный доступ ко всему, что ему принадлежало, и
это сделало его не только на деле, но даже в моих мыслях
неприкосновенным.
Я беззвучно рассмеялась. Я поняла, что это стратегическое
действие воина. Исидоро Балтасар ошибся. Он принял мои
врожденные привычки -- замкнутость и германскую ограниченность
-- за недостаток воинственности. Это уже не имело значения. Я
знала, что наконец начала понимать и практиковать стратегию
воина, хотя бы тогда, когда он был -- не обязательно в студии,
но был в Лос-Анжелесе. Однако в его отсутствие я часто начинала
сомневаться, и когда это происходило, я обычно приходила спать
в его студию.
Однажды ночью, когда я сунула свой ключ в замок, я вдруг
ощутила, что чья-то рука схватила меня и втащила вовнутрь. Я
завопила в ужасе.
-- Что... что это... -- произнесла я, заикаясь, когда
рука, которая держала меня, резко отпустила. Пытаясь сохранить
равновесие, я удержалась за стену. Сердце вырывалось из груди.
-- Флоринда! -- Я ошеломленно уставилась на нее. На ней был
длинный халат, собранный на талии. Ее волосы свободно ниспадали
по бокам и сзади. Мне стало интересно, реальна она, или просто
призрачное видение, обрамленное тусклым светом, падающим из-за
плеч. Я двинулась к ней и исподтишка дотронулась до ее рукава.
-- Это ты, Флоринда? Или, может быть, я сновижу?
-- Нет, это реальность, милая. Это действительно я.
-- Как ты добралась
1000
сюда? Ты здесь одна? -- Я хорошо
понимала, что бесполезно спрашивать ее об этом.
-- Если бы я знала, что ты придешь, я бы раньше начала
уборку, -- произнесла я, пытаясь улыбнуться. Губы прилипли к
зубам. -- Я люблю убирать студию Исидоро Балтасара ночью. Я
всегда убираю ночью.
Вместо того, чтобы что-нибудь сказать, Флоринда
повернулась в профиль, так что свет бил ей в лицо. Опасная
искра появилась в ее глазах. -- Я говорила тебе никогда не
следовать ни за кем из нас и никогда не приходить без
приглашения. Ты везучая, -- сказала она. -- Ты должна быть
счастлива, что я, а не кто-нибудь другой втащил тебя сюда
сегодня ночью.
-- А кто еще мог втащить меня? -- спросила я с показной
храбростью, которой совершенно не ощущала.
Флоринда пристально посмотрела на меня еще мгновение,
потом повернулась и, пожав плечами, сказала: -- Кто-нибудь, кто
бы не обратил внимания, если бы ты умерла от испуга. -- Она
слегка повернула голову, так что ее профиль был подчеркнут
призрачным светом. Она тихо смеялась и, взмахивая рукой в
воздухе, как будто вытирая произнесенные только что слова,
прошла через всю комнату на маленькую кухню. Казалось, она не
шла, а скользила в каком-то замысловатом танце. От этого
длинные черные волосы рассыпались у нее по спине, мерцая в
неопределенном свете, как серебряная завеса.
Пытаясь имитировать ее изящную походку, я последовала за
ней. -- У меня есть ключ, ты знаешь, -- сказала я. -- Я прихожу
сюда в любой день и в любое время с тех пор, как мы вернулись
из Соноры. На самом деле я практически живу здесь.
-- Разве Исидоро Балтасар не говорил тебе не приходить
сюда, когда он в Мексике? -- Флоринда говорила ровным тоном.
Она не обвиняла меня, я это чувствовала.
-- Может быть, он и упоминал что-нибудь в этом роде, --
заметила я с показным безразличием. Видя, что она нахмурилась,
я почувствовала необходимость защититься. Я сказала ей, что
часто бываю здесь сама и мне кажется, что не существует
особенного различия, в пяти ли милях отсюда Исидоро Балтасар
Пирамида