только при полном понимании интеллект может включить в себя
принципы магии без потерь со стороны его уравновешенности и
целостности. Именно в этом маги решительно отличаются от нас. У
нас очень мало уравновешенности и еще меньше целостности.
Он посмотрел на меня с ясной улыбкой. У меня было
неприятное впечатление, что он знает точно, о чем я думаю, или
даже о том, о чем я вообще не могу думать. Я поняла его слова,
но их значение ускользнуло от меня. Я не знала, что сказать. Я
даже не знала, о чем спросить. Впервые в жизни я чувствовала
себя крайне глупо. Это состояние не заставляло чувствовать себя
неадекватно, хотя я ясно понимала, что он прав. Я всегда очень
поверхностно и неглубоко относилась к интеллекту. Быть
романтичной в идеях -- это абсолютно чуждая для меня концепция.
Через несколько часов мы были на границе США в Аризоне.
Было очень трудно вести машину, так как начала сказываться
усталость. Я хотела поговорить, но не знала, что сказать, --
даже не так: -- я не могла найти слов, чтобы выразить себя. Во
мне был какой-то испуг после всего, что случилось. Это было
новое ощущение!
Чувствуя мою неуверенность и дискомфорт, Исидоро Балтасар
начал говорить. Он искренне согласился, что мир магов часто
ставит его в тупик даже сейчас, после стольких лет обучения и
сотрудничества с ними.
-- И когда я говорю "обучение", я действительно имею в
виду обучение. -- Он засмеялся и хлопнул по коленям, чтобы
подчеркнуть свое заявление.
-- Только сегодня утром я был полностью разгромлен миром
магов совершенно неописуемым способом.
Он говорил тоном, в котором звучало наполовину
утверждение, наполовину недовольство, еще в его голосе была
такая восторженная энергия, прекрасная внутренняя сила, что я
почувствовала себя приподнято. Создалось впечатление, что он
может делать, выносить, воспринимать все что угодно, даже не
имеющее смысла. Я почувствовала в нем волю преодолеть все
препятствия.
-- Представь, я действительно думал, что уехал с нагвалем
только на два дня. -- Смеясь, он повернулся и встряхнул меня
свободной рукой.
Я была так поглощена звуком и живостью его голоса, что
совсем не понимала, о чем он говорит. Я попросила его повторить
то, что он сказал. Он повторил, и я опять упустила, что он имел
в виду.
-- Я не уловила, что тебя так сильно волнует, -- сказала я
наконец, внезапно раздражаясь из-за своей неспособности понять
то, что он пытается мне сказать. -- Ты уезжал на два дня. Ну и
что из этого?
-- Что?! -- Его громкое восклицание заставило меня
подпрыгнуть на сиденье, и я ударилась головой о крышу фургона.
Он посмотрел прямо мне в глаза, но не сказал ни слова. Я
знала, что он не обвиняет меня, еще я чувствовала, что он
пытается развлечься моей угрюмостью, моими изменениями
настроения, моим отсутствием внимания. Он остановил машину у
края дороги, выключил мотор, затем повернулся на своем месте
лицом ко мне.
-- А сейчас я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что ты
можешь, о своем опыте.
В его голосе было нервное волнение, нетерпеливость,
энергия
1000
. Он уверил меня, что согласование событий не имеет
значения.
Его неотразимая обязывающая улыбка так успокаивала, что я
рассказала очень легко все, что помнила.
Он слушал внимательно, посмеиваясь время от времени,
подгоняя меня движением подбородка всякий раз, когда я
запиналась.
-- Значит, все это случилось с тобой за... -- он сделал
паузу, смотря на меня сияющими глазами, затем добавил: -- два
дня?
-- Да, -- сказала я твердо.
Он широким жестом провел руками по груди.
-- Ну, тогда у меня для тебя есть новость, -- сказал он.
Веселье в его глазах изобличало серьезность тона, придавая
особое выражение его четко очерченному рту.
-- Я уезжал на двенадцать дней. Но я думал, что их было
только два. Я думал, что ты собираешься принять во внимание
иронию этой ситуации, потому что ты лучше сохраняешь счет
времени. Однако это не так. Ты совсем такая же, как и я. Мы
потеряли десять дней.
-- Десять дней, -- пробормотала я, смутившись, потом
отвернулась, чтобы посмотреть в окно.
За оставшуюся часть путешествия я не сказала ни слова. Это
не значит, что я не поверила ему. Это не значит, что я не
хотела говорить. Мне нечего было сказать даже когда я купила в
Лос-Анжелесе "Тайме" в первом же киоске, и когда подтвердилось,
что я потеряла десять дней. Но где они действительно потеряны?
Я задавала себе этот вопрос и не жаждала ответа.
Глава 12
Офис-студия Исидоро Балтасара представляла собой
прямоугольную комнату, выходящую окнами на стоянку автомобилей.
Еще там была маленькая кухня и розовокафельная ванная. Он
привез меня туда ночью, когда мы вернулись из Соноры. Слишком
измученная, чтобы обращать на что-либо внимание, я тащилась за
ним два лестничных пролета, потом по устланному темным ковром
коридору к квартире номер восемь. В момент, когда моя голова
коснулась подушки, я уже спала, и мне снилось, что мы все еще в
пути. Дело в том, что мы ехали без остановки всю дорогу от
Соноры, сменяя друг друга за рулем и останавливаясь только
Пирамида