ужаснула меня. Желая положить конец этой нелепой ситуации, я
спрыгнула с камня и вошла по щиколотку в воду. -- Я ничего не
чувствую! -- завопила я, в ужасе вылетая обратно. -- Что
происходит? Это же не вода!
-- Не будь ребенком, -- прикрикнул на меня смотритель. --
Конечно, это вода. Но ты не чувствуешь ее. Вот и все.
Я хотела было выругаться, но вовремя взяла себя в руки.
Страх прошел.
-- Почему я не чувствую воду? -- спросила я, упорно
пытаясь выиграть время, хотя и знала, что это бесполезное
занятие. Но я не сомневалась, что сразу же скончаюсь в воде,
буду чувствовать ее ил
1000
и нет. Однако у меня не возникло желания
быть безрассудной.
-- Это безводная вода, что-то вроде очищающего раствора?
-- спросила я.
После долгой паузы, перебрав все угрожающие возможности,
он сказал, что я могу называть ее очищающей жидкостью. --
Однако я должен предупредить тебя, что это не ритуальный способ
очищения, -- подчеркнул он. -- Очищение должно прийти изнутри.
Это частная и одинокая битва.
-- Тогда почему ты хочешь, чтобы я вошла в эту воду? Она
кажется слизистой, даже если я не чувствую ее, -- сказала я со
всей силой, которую могла вложить в голос.
Его губы дернулись, как будто он собирался рассмеяться,
но, по-видимому вынужденный уступить, он снова сделал серьезное
лицо и сказал: -- Я собираюсь прыгнуть в воду вместе с тобой.
-- И без всяких дальнейших колебаний он полностью разделся.
Он стоял передо мной в каких-нибудь пяти футах, совершенно
голый. В этом странном свете -- казалось был и не день, и не
ночь -- я могла видеть с совершенной ясностью каждый дюйм его
тела. Он не делал робких попыток прикрыть свою наготу.
Напротив, он, казалось, более чем гордился своими мужскими
достоинствами и демонстрировал их передо мной с вызывающим
нахальством.
-- Поспеши и снимай свою одежду, -- подгонял он меня. -- У
нас не так много времени.
-- Я не собираюсь раздеваться. Это безумие! --
протестовала я.
-- Но ты это сделаешь. Это решение ты примешь всем своим
существом. -- Он говорил без горячности, без злости, со
спокойной настойчивостью. -- Сегодня в этом странном мире ты
узнаешь, что существует только один способ вести себя:
поведение мага. -- Он смотрел на меня с любопытной смесью
сострадания и радости.
С ухмылкой, которая, по-видимому, означала, что он убеждал
меня бесполезно, смотритель сказал, что прыжок в бассейн будет
встряской для меня. Он что-то изменит внутри меня. -- Эта
перемена поможет тебе в будущем понять, кто мы и что мы делаем.
Мимолетная улыбка просияла у него на лице, когда он
поспешил заметить, что прыжок в воду не даст мне дополнительной
энергии для сновидения. Он предупредил меня, что процесс
сохранения и накопления энергии займет очень много времени и
что я могу вообще никогда не добиться успеха. -- В мире магов
нет никаких гарантий, -- сказал он. Потом продолжил, что прыжок
в бассейн может увести мое внимание прочь от повседневных
забот, -- забот, которые постоянно преследуют женщину моего
возраста и моего времени.
-- Это священный бассейн? -- спросила я.
Его брови взметнулись в явном удивлении. -- Это магический
бассейн, -- объяснил он, твердо взглянув на меня. Он, должно
быть, заметил, что я уже приняла решение и расстегнул ремешок
часов у меня на руке. -- Этот бассейн ни божественный, ни
дьявольский. -- Он пожал своими худыми плечами и надел мои часы
себе на руку. -- А сейчас посмотри на свои часы, -- приказал
он. -- Они у тебя уже много лет. Ощути их на моей руке. -- Он
хихикнул, как будто собирался что-то сказать, но передумал. --
Ну ладно, давай снимай одежду.
-- Может быть, я войду в воду в одежде, -- пробормотала я.
Хотя я не стыдилась, но как-то не могла согласиться с мыслью
стоять перед ним голой.
Он заметил, что мне понадобится сухая одежда, когда я
выйду из воды. -- Я не хочу, чтобы ты схватила воспаление
легких. -- Озорная улыбка промелькнула в его глазах. -- Это
самая настоящая вода, хотя ты ее и не чувствуешь, -- сказал он.
Неохотно я сняла джинсы и футболку.
-- И трусы тоже, -- сказал он.
Я шла вокруг поросшего травой края бассейна, проверяя,
нужно ли мне сразу прыгнуть в воду, или я могу заходить в нее
постепенно, сначала черпая руками и поливая себе ноги, руки,
живот и наконец голову, как это делала одна старая женщина в
Венесуэле, прежде чем войти в море.
-- Я войду здесь! -- закричала я, но вместо того, чтобы
нырнуть, я обернулась посмотреть на смотрителя.
Меня испугала его неподвижность. Казалось, он превратился
в
1000
камень, с таким оцепеневшим и напряженным выражением он сидел
на валуне. Только в глазах и оставалась жизнь; они сияли
совершенно неотразимо, как будто бы источник света находился
внутри, за глазами. Меня скорее поразило, чем опечалило, когда
я увидела слезы, стекающие по его щекам. Не зная почему, я тоже
начала тихо плакать. Слезы у смотрителя катились вниз и, как я
догадалась, падали на мои часы на его руке. Я ощутила жуткое
давление его убежденности, внезапно страх и нерешительность
покинули меня. Я бросилась в бассейн.
Вода оказалась не противной, но нежной как шелк и зеленой.
Мне совсем не было холодно. Как и утверждал смотритель, я не
чувствовала воду. Фактически я ничего не чувствовала; было так,
Пирамида