У меня появилось странное болезненное ощущение в желудке,
но я так и не смогла понять его причины: был ли это страх,
надежда или волнение. Я знала, что она имеет в виду расстояние
не в смысле миль, а говорит о других мирах.
-- Меня не заботит, как далеко мы пойдем, -- сказала я.
Это были просто слова, далекие от того, что я чувствовала на
самом деле. Я отчаянно желала знать, но не отваживалась
спросить, что случится в конце нашего путешествия.
Эсперанса раскрыла руки так широко, как будто хотела
обнять садящееся солнце. На западе небо было огненно-красным;
далекие горы -- темно-пурпурными. Легкий бриз прочесывал
деревья; листья мелькали и шуршали.
Час молчания истек, но все оставалось на своих местах.
Наступление сумерек сделало неподвижным все вокруг нас. Звуки и
движения прекратились. Очертания кустов, деревьев и холмов
вокруг выделялись так четко, что казались выгравированными на
небе.
Когда тени уже сползли на нас и охватили потемневшее небо,
я пододвинулась ближе к Эсперансе. Вид замершего за деревьями
дома с его огнями, мелькающими, как светляки в темноте,
разбудил какие-то
1000
очень глубокие чувства внутри меня. В тот
момент они не соответствовали ни одному из возможных ощущений,
но были похожи на смутную грусть, ностальгическую память,
теряющуюся в детстве.
Должно быть, меня полностью поглотили грезы; внезапно я
обнаружила, что иду рядом с Эсперансой. Усталость и прежняя
тревога полностью исчезли. Переполненная огромным количеством
энергии, я шла в каком-то экстазе, молчаливо счастливая, а ноги
не просто по моему желанию, но сами двигались вперед.
Дорога, по которой мы шли, внезапно оборвалась. Земля
поднялась и деревья вытянулись над нами. То тут, то там были
разбросаны гигантские валуны. Откуда-то издалека доносился звук
текущей воды, похожий на тихое успокаивающее пение.
Почувствовав внезапную усталость, я оперлась на один из
валунов. Мне захотелось, чтобы наше путешествие тут и
закончилось.
-- Мы еще не достигли цели! -- крикнула Эсперанса. Она уже
прошла полпути вверх по скалам и двигалась с проворством горной
козы. Она не ждала меня и даже не оборачивалась назад, чтобы
посмотреть, иду ли я за ней. Короткий отдых отнял у меня
последние силы. Судорожно глотая воздух, я быстро прошла по
камням и стала карабкаться вверх.
На половине подъема тропа продолжалась среди огромных
каменных глыб. Сухие и ломкие растения приятно похрустывали на
темной в свете раннего вечера тропе. Воздух тоже изменился; он
стал влажным и дышать было легко. Эсперанса безошибочно
двигалась по узкому проходу, наполненному тенями, шелестом и
безмолвием. Она узнавала каждый таинственный ночной звук и
могла определить каждый из этих криков, зовов и свистов.
Путь закончился у нескольких ступеней, вырубленных в
скале. Ступени вели на холм, где было разбросано множество
камней.
-- Возьми один, -- предложила она, -- и положи в карман.
Истертые, как гладкие булыжники мостовой, камни вначале
казались совершенно одинаковыми. Но внимательно рассмотрев, я
заметила, что все они разные. Некоторые из них были такими
гладкими и сияющими, что казались отполированными на станке.
Потребовалось некоторое время, чтобы найти один, который
бы мне понравился больше других. Это был тяжелый камень,
который легко ложился в мою ладонь. Он отсвечивал коричневым,
пересеченным множеством полупрозрачных молочных жил, и имел
клинообразную форму.
Я уронила камень, испуганная непонятным шумом.
-- Кто-то идет за нами, -- прошептала я.
-- За нами никто не идет! -- объявила Эсперанса. В ее
взгляде было что-то среднее между удовольствием и скептицизмом.
Видя, что я отскочила назад и спряталась за деревом, она тихо
засмеялась и сказала, что вероятно это был настоящий лягушачий
прыжок.
Я хотела было сказать ей, что лягушки не прыгают в
темноте, но не была уверена, что это так. Меня удивило, что я
не сказала это сразу же и с абсолютной уверенностью, что
соответствовало моей привычке. -- Со мной что-то не так,
Эсперанса, -- сказала я с тревогой в голосе. -- Я -- это не я.
-- С тобой все в порядке, моя дорогая, -- рассеянно
заверила она. -- На самом деле именно сейчас ты больше
являешься собой, чем когда-либо.
-- Я так странно себя чувствую... -- мой голос иссяк. Я
начала видеть картины всего, что случилось со мной с того
самого времени, когда я приехала в дом ведьм.
-- Очень трудно учить такой неконкретной вещи как
сновидение, -- сказала Эсперанса. -- Особенно женщин. Мы
слишком скромны и умны. Кроме того, мы были рабами всю нашу
жизнь; мы знаем, как точно манипулировать окружающим миром,
когда не хотим нарушить что-нибудь из того, что мы с таким
трудом приобрели: нашу независимость.
-- Ты считаешь, что у мужчин по-другому?
-- Нет, так же, но они более открыты. Женщина сражается
тайком. Ее любимый метод борьбы -- маневр раба: казаться
безумной. Она слушает, не уделяя внимания, она смотрит, не
видя. -- Она добавила, что инструктировать женщин
1000
--
достижение, заслуживающее награды.
-- Нам нравится открытость твоей борьбы, -- продолжала
она. -- Это настоящая надежда для тебя. Больше всего мы
опасаемся со всем согласных женщин, которые не думают о будущем
и выполняют все, о чем их попросят, а потом возвращаются и
Пирамида