что у тебя будут пациенты, -- прошептала она виновато.
Предложив женщине стул, донья Мерседес успокоила ее. -- Не
волнуйся, Эмилия. Музия не пациент. Она моя помощница. -- Она
отправила меня принести из кухни ее корзину.
Выходя, я услышала, как донья Мерседес спросила Эмилию,
навещали ли Клару ее тетушки. Я подошла поближе к портьере, чтобы
услышать ответ женщины.
-- Они уехали только этим утром, -- сказала она. -- Они были здесь
почти неделю. Они хотят вернуться сюда. И Луизито приезжал. Он
хочет забрать Клару в Каракас.
И хотя я не могла оценить, какой информацией обладает донья
Мерседес, я знала, что именно она сочтет нужным взять из дома. Я
знала, что она отправит Эмилию в аптеку купить флакон лувии де оро
(золотого дождя), бутылку лувии де плато (серебряного дождя) и
бутылку ла мано подероза (могучей руки). Эти цветочные экстракты,
смешанные с водой, служили для омовения околдованных в их домах.
Это задание обычно выполняли сами околдованные.
Долина и плавные склоны южной части города, прежде отведенные
под поля сахарного тростника, были очищены для индустриального
центра и непривлекательных рядов современных домов. Среди них,
как след прошлого, покоились останки гасиенды Эль Ринко -- длинное
розовое здание и фруктовый сад.
Некоторое время донья Мерседес и я стояли, рассматривая дом и
облупившуюся краску на стенах. Двери и ставни были заколочены.
Изнутри не доносилось ни звука. Ни один лист не шевелился на
деревьях.
Мы прошли парадные ворота. Шум машин на улицах затих,
приглушенный высокими стенами и деревьями, которые заслоняли
жаркое солнце.
-- Ты думаешь, Эмилия уже вернулась? -- шепнула я, напуганная этой
жуткой тишиной. Причудливые тени ветвей метались по широкой
аллее.
Не ответив мне, донья Мерседес вошла в дом. Порыв ветра, пахнув
разложением, бросил нам под ноги опавшую листву. Мы прошли по
широкому коридору, который примыкал к внутреннему патио,
наполненному тенью и прохладой. Вода сочилась из плоской
посудины, которая была водружена на поднятые руки пухлого ангела.
Мы свернули за угол и пошли по другому коридору мимо
бесконечных комнат. Полуоткрытые двери позволяли мельком видеть
бесподобные остатки раскиданной как попало обстановки. Я видела
простыни поверх диванов и кресел, свернутые ковры и опрокинутые
статуэтки. Покосившиеся зеркала, картины и портреты были
прислонены к стенам, словно ожидая того момента, когда их повесят
вновь. Донью Мерседес, по-видимому, совершенно не занимал хаос,
царивший в доме, и она только пожала плечами, когда я начала его
обсуждать.
Она уверенно вошла в большую, слабо освещенную спальню, в центре
которой стояла широкая, из красного дерева кровать, покрытая
тонким, как туман, накомарником. Темные и тяжелые портьеры
закрывали окна, на туалетном столике стояло зеркало, аккуратно
задернутое темной тканью. Запах горелого жира, ладана и святой
воды заставил меня подумать о церкви. На полу, кровати, на двух
креслах и ночном столике -- везде валялись небрежно сваленные
книги. Они лежали даже на перевернутом ночном горшке.
Мерседес Перальта включила лампу на ночном столике. -- Клара, --
позвала она тихо, откидывая в сторону сетку накомарника.
Ожидая увидеть ребенка, я стояла, удивленно рассматривая молодую
женщину, возможно лет двадцати. Она полулежала, прислонясь к
передней спинке кровати, все ее конечности были перекошены, как у
тряпичной куклы, которую небрежно бросили на кровать. Красный
китайский шелковый халат с вышитыми драконами едва прикрывал ее
сладострастную фигуру. Несмотря на растрепанный вид, она была
потрясающе красива, с высокими выдающимися скулами,
чувственным пухлым ртом и темной кожей, блестевшей нежным
глянцем.
-- Негрита, Кларита, -- позвала донья Мерседес, мягко встряхивая ее за
плечи.
Молодая женщина резко открыла глаза, словно кто-то силой вытащил
ее из кошмара. Она села, ее зрачки были невероятно расширены,
слезы потекли по ее щекам, но лицо ничего не выражало.
Откинув книги в сторону, донья Мерседес поставила свою корзинку
около кровати, вытащила носовой платок и, побрызгав на него своим
любимым средством, приложила его к носу женщины.
Духовная инъекция, как донья Мерседес называла свою смесь, по-
видимому, не оказала на женщину влияния, она лишь вяло
пошевелилась. -- Ну почему я не могу умереть в покое? -- прошептала
она, ее голос был капризным и усталым.
-- Не болтай ерунды, Клара, -- сказала донья Мерседес, что-то
разыскивая в своей корзине. -- Когда человек собирается умереть, я с
радостью помогаю ему подготовиться к его вечному сну. Конечно,
есть болезни, ведущие к смерти тела, но твое время еще не пришло. --
Как только донья Мерседес нашла то, что искала, она встала и
кивнула мне подойти поближе. -- Оставайся с ней. Я скоро вернусь, --
тихо шепнула она мне в ухо.
Я с тревогой смотрела, как Мерседес Перальта выходит из комнаты,
затем перевела свое внимание на постель и перехватила взгляд
женщины, наполненный мертвящей неподвижностью. Она почти не
дышала, но кажется сознавала то, что я пристально разглядываю ее.
Она медленно приоткрыла веки и лениво мигнула, ослепленная
тусклым светом. Клара потянулась к ночному столику, нашарила
щетку и спросила: -- ты не могла бы заплести мои волосы?
Я кивнула и, улыбаясь, взяла щетку. -- На одну или две косички? --
спросила я, расчесывая ее длинные вьющиеся волосы и перебирая
спутавшиеся прядки. Как у доньи Мерседес, ее волосы пахли
розмарином. -- Ну как тебе эта милая толстая косичка?
Клара не ответила. Застывшим отсутствующим взглядом она
пристально разглядывала дальнюю стену комнаты, где в овальных
рамах висели фотографии, украшенные пальмовыми листьями,
сложенными крест накрест.
С искаженным от боли лицом она повернулась ко мне. Ее конечности
Пирамида