спорные мнения о народных целителях, раскрывая социальную роль,
которую они играли в своем окружении.
Я не упоминала целителей или целительство вообще, как возможное
направление моих изысканий, хотя они и стояли для меня на первом
плане. Вместо чувства радости, что он, казалось бы, следует моим
сокровенным желаниям, я начала опасаться, что стою на грани срыва.
Когда же он сказал, что мне не следует посещать городок Сортес, хотя
его и принято считать центром спиритизма в западной Венесуэле, я
почувствовала, что он мне надоел до чертиков. Он, казалось,
предвосхищал каждый мой шаг. Это был именно тот городок, куда я
собиралась съездить, если не случится чего-нибудь еще.
Я вполне оправдала себя и уже собиралась покинуть священника,
когда он довольно крикливым тоном сказал, что мне нужно серьезно
подумать о поездке в Курмину, в северную Венесуэлу, где я могла бы
найти феноменальную удачу, так как город был новым и истинным
центром спиритизма и знахарства.
-- Я не понимаю, как и откуда, но я знаю, что ты до смерти хочешь
встретиться с ведьмами Курмины, -- сказал он сухим деловым тоном.
Он взял кусок бумаги и начертил карту области. Затем отметил
точные расстояния в километрах от Каракаса до разных мест, где, как
он говорил, жили спириты, маги, ведьмы и знахари. Он уделил особое
внимание имени Мерседес Перальты. Совершенно бессознательно он
выделил его, сначала окружив его, а затем начертив вокруг него
жирной линией квадрат.
-- Она спиритуалистка, ведьма и знахарка, -- сказал он, улыбаясь мне.
-- Ты, наверное, захочешь повидать ее?
Я знала, о ком он говорит. Под руководством Флоринды я встречалась
и сотрудничала со спиритами, магами, ведьмами и знахарями
северной Мексики и среди латинского населения южной калифорнии.
С самого начала Флоринда дала мне их классификацию. Спириты
являются практиками, которые умоляют души святых или чертей
заступиться за них, а в некоторых случаях -- за их пациентов. Их
функция заключается в том, чтобы войти в контакт с духами и
истолковать их советы. Советы даются посредством встреч, на
которые вызывают духов. Маги и ведьмы являются практиками,
которые влияют на своих пациентов непосредственно. С помощью
знания оккультных наук они прикладывают неизвестные и
непредсказуемые элементы к двум типам людей, которые приходят
посмотреть на них. Это пациенты, ищущие помощи, и клиенты,
жаждущие взглянуть на магические дела. Целители являются
практиками, которые стремятся исключительно к восстановлению
здоровья и благополучия.
Флоринда подстраховалась, она включила в эту классификацию все
возможные классификации этих трех.
В шутливой форме, но со всей серьезностью, она утверждала, что в
вопросе восстановления здоровья я предрасположена верить, что
незападные методы менее эффективны, чем медицина запада. Она
пояснила, что я ошибаюсь, не понимая, что лечение зависит от
практикующего лечение, а не от знания тела. Она утверждала, что
незападных методов лечения, как отдельной вещи, нет, поскольку
лечение, в отличие от медицины, не является оформленной
дисциплиной. Флоринда шутила надо мной, высмеивая мой
предрассудок верить в то, что если пациент вылечился с помощью
лекарственных растений, массажа или магических заклинаний, то
либо болезнь была психосоматической, либо лечение было
результатом везения, счастливой случайности, к которой сам практик
не имеет никакого отношения.
Флоринда была убеждена, что человек, который удачно
восстанавливает здоровье, будь он доктор или народный целитель,
является тем, кто может изменять фундаментальные ощущения тела о
себе и своих связях с миром -- то есть тот, кто предоставляет свой ум
и тело новым возможностям, при помощи которых могут быть
сломаны привычные формы шаблонов, которым тело и ум приучены
подчиняться.
Флоринда долго смеялась, когда я выразила искреннее удивление,
выслушав подобные мысли, бывшие в то время для меня
революционными. Она сказала мне, что все, о чем она говорит,
происходит от знания, которое она делит со своими спутниками в
мире нагваля.
Следуя инструкциям, данным Флориндой в записке, я позволила
ситуации вести меня; я дала ей развиться с минимальным
вмешательством с моей стороны. Я чувствовала, что должна переехать
в Курмину и увидеть женщину, о которой говорил бывший
священник-иезуит.
Когда я впервые приехала в дом Мерседес Перальты, мне пришлось
немного подождать в затемненном коридоре, прежде чем я услышала
голос, звавший меня из-за портьеры, служившей дверью. Я поднялась
по двум ступенькам, ведущим в большую, слабо освещенную
комнату, где чувствовался запах сигар и нашатыря. Несколько свечей,
горевших на массивном алтаре у дальней стены, освещали статуэтки и
картины святых, расставленные вокруг облаченной в голубую мантию
девы из Коромото. Это была прекрасно вырезанная статуя с красными
смеющимися губами, румяными щеками и глазами, которые, казалось,
пристально смотрели на меня снисходительным и всепрощающим
взором.
Я чуть-чуть прошла. В углу, почти скрытая между алтарем и высоким
прямоугольным столом, сидела Мерседес Перальта. Она казалась
спящей, ее голова откинулась на спинку стула, глаза были закрыты.
Она выглядела очень старой. Я никогда не видела такого лица. Даже в
своей спокойной неподвижности оно выдавало пугающую силу.
Отблеск свечей скорее смягчал, чем подчеркивал решительность,
отпечатанную в сети морщин.
Она медленно открыла глаза -- они были огромными, миндальной
формы. Белки ее глаз незаметно меняли свой цвет. Сначала ее глаза
были почти пустыми, затем они ожили и пристально посмотрели на
меня с тревожной прямотой ребенка. Прошло несколько секунд и
постепенно под ее пристальным взглядом, который не был ни
враждебным, ни дружелюбным, я начала чувствовать себя неудобно.
-- Добрый день, донья Мерседес, -- приветствовала я ее прежде, чем
окончательно потерять всю свою храбрость и убежать из дома. -- Мое
Пирамида