снова обращаясь ко мне, -- целых шесть стихотворений моих!
Вам
понравились?
-- Еще бы, -- заискивающе поддакнул я, -- вы
настоящий
поэт.
-- Вы мои мысли читаете, -- обрадовался газетчик, --
тут
недавно ко мне подходил мой знакомый, роман, говорит, издал,
я
ему так и сказал, как его там звали... фамилия у него
дурацкая,
а, Палецкий, так вот я ему так и сказал: "Ну, роман
каждый
Палецкий может написать, а вот шесть Стихотворений,
--
выразительно подчеркнул слово "стихотворений" Золотов, --
не
каждый может опубликовать".
-- Да, это точно, вы правы, -- быстренько подтвердил я
и
принял серьезный вид, боясь, что Золотов усечет
мою
неискренность, потому что глаза у него были очень
прожорливые
по отношению к своей славе, а значит могли не
упустить,
подсмотреть мимолетные штрихи моего лица, означающие
мое
истинное отношение к так называемой поэзии этого газетчика.
Хотя астральная шайка вряд ли могла ошибиться
в
оправданности выбора своей жертвы, но мне все-таки не
думалось,
что этот тип Золотов и в самом деле может составить
в
перспективе авангард литературы.
"Но он же сейчас остановлен, уничтожен", --
отвечал я
себе, чтобы не столь уж поддаваться своим столь
чувствительным
взглядам на этого человека в предоставленной мне данности.
Но
жизнь, она гораздо неожиданнее, чем предполагаем мы, и
если
смахнуть со стола "крошки", то обнаружится, на первый
взгляд,
замысловатая, но если присмотреться, логичная ее
структура,
клеенчатый рисунок.
-- Послушайте, вы мне нравитесь! Я здесь недалеко
живу,
пойдемте ко мне, выпьем по чашечке кофе, -- предложил
Золотов
мне.
-- А что, я не против, -- сразу же согласился я,
логика
жизни начинала оправдывать себя, подтверждать свое
незримое
существование.
-- Все, -- сказал Золотов, -- ну их на хер, эти газеты.
--
И он нагнулся к своим ногам, подхватил черный
обтрепанный
портфель и ловко метнул в его нутро остаток
нереализованного
товара, затем он защелкнул портфель, подхватил его под
мышку,
ибо ручек не было, и добавил: -- Ну что, идем? -- Я готов,
--
оживился и я, и мы задорно зашагали в гости к Золотову.
Дорога
была мне знакома, тогда, в Астрале, следуя за Золотовым
по
пятам в надежде быть понятым, я хорошо запомнил ее.
Газетчик жил в нескольких минутах хотьбы от
Центрального
рынка, не доходя до Братского переулка, и мы с
ним
действительно шагали в ногу, как братья.
Дома Золотов предложил мне присесть на все тот же
диван,
ведомый мне по Астралу, с кулачищами выпрыгивающих пружин
под
шелушащейся обивкой, и предложил чаю, ибо кофе не
оказалось:
Золотов много перетряс банок и, наконец, из одной из них,
хотя
они все были из-под кофе, просыпались чайные крошки, и по
всей
комнате теперь валялись пустые разноцветные банки.
-- А я недавно женился, -- осведомил меня стихотворец,
--
замечательная баба, правда, немножко горбатая, но я не
смотрю
на это, у нее душа прямая, -- расхохотался Золотов. -- Мы
не
расписывались, но все равно живем, не убегаем друг от
друга,
скоро она явится, и вы познакомитесь, только, пожалуйста,
Пирамида