моего
уха.
Раздался телефонный звонок... Вика подошла к
аппарату и
сняла трубку.
-- Да, -- сказала она. -- Да, сейчас, одну минутку, --
и
она прикрыла микрофон трубки своей узенькой ладонью,
обратилась
ко мне. -- Это тебя, Сережа.
-- Кто? -- спросил я.
-- Какой-то Иван, -- сообщила Вика и подала трубку
мне. А
я уже подошел и легким движением подхватил трубку из
ласковых
рук.
-- Алло! -- огласил я свое присутствие у аппарата.
-- Алло! Здравствуй, Сергей, -- сказал Иван.
-- Здравствуй! -- ответил я.
-- Послушай, тебе Корщиков не звонил? --
поинтересовался
Иван таким тоном, словно он стоял сейчас на том конце
провода и
озирался по сторонам, высматривая засаду.
-- Нет... -- ответил я и поинтересовался в свою
очередь,
-- а что случилось? В это время я увидел, как
Вика
приостановилась у кресла и стала прислушиваться к моим
словам.
Теперь и мне приходилось говорить, будто за углом засада...
Больше всего я беспокоился о том, что Иван может
спросить
что-нибудь такое, на что в присутствии Вики отвечать я
не
смогу. Но я успокаивал себя: "Иван благоразумный
человек!"
Однако я вслушивался в его голос настороженно и
отвечал
медленно, вкрадчиво анализируя свои слова.
-- Слушай, Сереж, -- говорил Иван, -- если тебе
вдруг
по-звонит Корщиков и будет предлагать коврик, то ты ни в
коем
случае не покупай его!
-- А почему? -- спросил я.
-- Тебе надо отходить от них! -- сказал мой учитель.
-- От кого? -- спросил покорно я.
-- От Корщикова и от Ани, понятно? --
внушительно
определил Иван.
-- Да... А почему? -- не сопротивляясь, все так же
покорно
спросил я.
-- Об этом потом, при встрече! -- утвердил учитель.
-- Хорошо, -- согласился я.
-- Ну пока, -- попрощался Иван и повесил трубку.
Я тоже положил трубку и посмотрел на Вику, и улыбнулся
ей,
а сам подумал: "Я не успел спросить, что за коврик?.."
-- Давай пить чай, -- сказал я Вике.
-- Что-то не так? Зачем он звонил? -- спросила она.
-- Не обращай внимания, -- это с работы. А на работе,
сама
понимаешь, всегда каждый день какая-нибудь кутерьма! И тут
я
вспомнил еще и о пропавшем магнитофоне, но сразу же
отмахнулся
от этой вчерашней, тяжеловесной мрачности...
Мы с Викой сидели друг возле друга, и пили чай,
и
переглядывались. Жила Вика скромно. Ничего
особенного,
дорогого, как и лишнего в ее комнатах не находилось. В
одном
углу в комнате стоял на тумбочке с отпиленными
ножками
черно-белый телевизор "Крым", в другом углу висела икона,
под
ней горела лампадка, в противоположном углу несколько
книжных
полок, поставленных прямо на пол друг на дружку, в
последнем
углу на стуле чернел телефонный аппарат, а посредине комнаты
--
два старых кресла и невысокий стол. В соседней
комнате
находились две кровати: одна большая, деревянная, а
другая
маленькая, детская, тоже деревянная; был там еще
шифоньер и
трельяж...
Странное дело, но сегодня я начал видеть Вику по-иному.
Я
сидел и пил горячий чай, и во мне просыпался художник. Я
словно
отделился от того, что видел раньше, и заново созерцал
Вику. Я
старался не мешать Вике быть или объявиться в моих
мыслях