встретилась
с родителями того субъекта, и было решено: сыграть
свадьбу...
А что оставалось делать, Вика оказалась беременной...
Судьбу Викиного отца я не знал, да и кто был ее
отцом, я
тоже не знал. Она уходила, ускользала от подобных
разговоров, а
я не настаивал. Викина мама оставила эту двухкомнатную
квартиру
молодоженам, а сама уехала в деревню, где когда-то родилась
и
жила, уехала к своей старенькой маме. И даже после
развода
дочери с мужем-наркоманом она не вернулась в город. Ей
очень
хотелось и верилось, что дочка найдет еще хорошего
человека,
снова выйдет замуж и будет счастлива. Она не
возвращалась,
чтобы не мешать дочери заново устроиться в жизни, хотя
Вика
слезно скучала по ней и укоряла ее за это в письмах...
На одном этаже с Викой в соседней однокомнатной
квартире
проживала добрая, ласковая старушка, бывшая учительница
Мария
Федоровна. Ей, наверное, было уже под восемьдесят! Но
она,
худенькая и суетливая, жила независимо от своего
возраста и
была настолько заботливым человеком, что даже свои
болезни
словно оберегала от дурного глаза, заботилась о них, и
болезни
уважали ее, не одолевали мучительно, а приходили к ней,
как
старые приятели на огонек.
-- Вот и сердечко расшалилось опять, словно
детство
вспомнило, -- говорила Мария Федоровна о своих,
иногда
случавшихся сердечных приступах. Мария Федоровна очень
любила
Оксанку, "Викину дочурку", как говорила она. С
откровенным
удовольствием выручала Вику эта старушка: присматривала за
ее
крохотной девочкой. Благодаря чему мы с Викой
могли
безболезненно проводить свободное время по своему
усмотрению.
Вот и сейчас Оксанка была в гостях у Марии Федоровны...
Мои размышления прервались, в проеме двери возникла
Вика.
У нее в руках был поднос с чайным сервизом.
-- Ну, вот и чай! -- воскликнула она.
-- Ее нельзя понять со стороны! -- заговорил я. -
- И
календарь она имеет свой, -- я широко развел руки, -- Где
сроки
будней каждому ины. Я от любви полжизни -- ВЫХОДНОЙ! --
громко
и весело продекламировал я.
-- Ах так! -- улыбчиво удивилась Вика, -- Я, значит,
там,
на кухне стараюсь себе, стараюсь, а он,
бездельник,
оказывается, уже полжизни ВЫХОДНОЙ! Да еще от чего, --
от
любви! -- игриво выкрикнула она последнюю фразу.
-- Да что вы, мадам, -- развлекательно оправдался я.
-- Ну, я тебе сейчас устрою Великие Будни! --
радостно
прошипела на меня Вика. Быстро поставила поднос на
стол и
погналась за мною, а я убежал от нее на балкон и закрылся
там
на шпингалет: показывал язык, строил рожицы через
мутное
стекло...
Вначале, когда я пришел сегодня к Вике, она
взволнованно
выслушала мой рассказ о посещении отделения милиции.
Но
успокоилась, поняв, что ничего страшного не ожидается.
-- Если тебя из-за веры преследуют, то это
благородные
муки, Сережа... -- сказал она и поддержала, -- да Бог с ними
со
всеми! Неужели ты пропадешь без их должности. Пусть еще
поищут
такого директора!.. Если что, приходи работать к нам в
парк!..
-- Все! Сережа! Хватит... Чай остывает... -- кричала
в
мутное окно Вика. Я оставил свои шалости и вошел в
комнату, и
мы с Викой обнялись.
-- Любимый человек мой... -- прошептала она возле
Пирамида