адептами; приятельница г. Б*** Л***, видевшая вас, знает, что
у вас
просили опытов, и вы отказались удовлетворить это любопытство.
Быть
может, у вас нет необходимых предметов; я покажу вам полный
магический
кабинет; но прежде всего я требую от вас ненарушения секрета.
Если вы не
дадите мне этого обещания, - я прикажу проводить вас домой". Я
дал
требуемое от меня обещание, и верен ему, не называя ни имени,
ни звания,
ни местожительства этой дамы, которая, как я узнал позже, была
посвященной, хотя и не первой, но все же очень высокой
степени. Мы часто
и долго разговаривали, и постоянно она настаивала на
необходимости
практики, чтобы дополнить посвящение. Она показала мне
магическую
коллекцию одеяний и инструментов; даже одолжила мне несколько
редких, не
доставшихся мне книг; короче говоря, она побудила меня
попробовать
произвести у нее опыт полного вызывания, к которому я
приготовлялся в
течение двадцати одного дня, добросовестно выполняя все
обряды, указанные
в 13-й главе Ритуала.
Все было закончено 24-го июля. Нужно было вызвать призрак
божественного
Аполлония и спросить его о двух секретах: одном, касавшемся
лично меня, и
другом, интересовавшем эту даму. Сначала она рассчитывала
присутствовать
при вызывании с благонадежным человеком; но в последний момент
эта особа
испугалась, и, так как тройное или единство безусловно
необходимо при
выполнении магических обрядов, - я остался один. Кабинет,
приготовленный
для вызывания, находился в небольшой башне; в нем были
расположены четыре
вогнутых зеркала, род алтаря, верхняя часть которого из белого
мрамора
была окружена цепью из намагниченного железа. На белом мраморе
был
выгравирован и вызолочен знак пентаграммы в том виде, как она
изображена
в начале 5-й главы этого сочинения; тот же знак был нарисован
различными
красками на белой и новой коже ягненка, распростертой перед
алтарем. В
центре мраморного стола стояла маленькая медная жаровня с
углями из ольхи
и лаврового дерева; другая жаровня была помещена передо мной
на
треножнике. Я был одет в белое платье, похожее на одеяние
наших
католических священников, по более просторное и длинное; на
голове у меня
был венок из листьев вербены, вплетенных в золотую цепь. В
одной руке я
держал новую шпагу, в другой - Ритуал, я зажег огни и начал, -
сначала
тихо, затем постепенно повышая голос, - произносить призывания
Ритуала.
Дым подымался, пламя сначала заставляло колебаться псе
освещаемые им
предметы, затем потухло. Белый дым медленно подымался над
мраморным
алтарем; мне казалось, что земля дрожит; шумело в ушах; сердце
сильно
билось. Я подкинул в жаровни несколько веток и ароматов, и,
когда огонь
разгорелся, я ясно увидел перед алтарем разлагавшуюся и
исчезавшую фигуру
человека. Я снова начал произносить вызывания и стал в круг,
заранее
начерченный мною между алтарем и треножником; мало помалу
осветилось
стоявшее передо мной, позади алтаря, зеркало, и в нем
обрисовалась
беловатая форма, постепенно увеличивавшаяся и, казалось,
понемногу
приближавшаяся.
Закрыв глаза, я трижды призвал Аполлония, - и, когда открыл
их, - передо
мной стоял человек, совершенно закутанный в нечто вроде
савана, который
показался мне скорее серым, чем белым; лицо его было худощаво,
печально и
безбородо, а это совершенно не соответствовало моему
представлению об
Аполлонии. Я испытал ощущение чрезвычайного холода и, когда
открыл рот,
чтобы обратиться с вопросом к призраку, - не был в состоянии
произнести
ни единого звука.