вновь преобразовывалась в "триаду", и процесс этот длился до тех пор, пока все не
оказывалось заполненным "триадами", которые, в свою очередь, превращались в
музыку, свет или схемы. Должен еще раз
напомнить, что все мои описания очень плохо выражают то, что происходило, ибо они
не передают эмоциональный элемент радости, удивления, восторга, ужаса - и
постоянного перехода этих чувств друг в друга.
Как я уже говорил, эксперименты проходили более успешно, когда я лежал, пребывая в
одиночестве. Впрочем, иногда я пытался экспериментировать среди людей и даже на
улице. Обычно эти эксперименты не давали результатов, что-то начиналось и тут же
прерывалось, после себя ощущение физической тяжести. Но иногда я всетаки
оказывался в ином мире. В этом случае все, что меня окружало, менялось самым
тонким и причудливым образом. Все становилось другим; но
описать, что именно происходило, абсолютно невозможно. Первое, что доступно
выражению, таково: для меня вокруг не оставалось ничего безразличного, все вместе
или в отдельности так или иначе меня задевало. Иными словами, я воспринимал все
эмоционально. Далее, в окружавшем меня новом мире не было ничего отдельного,
ничего, что не было бы связано с другими вещами или со мною лично. Все вещи
оказывались связанными друг с другом, и эта связь была далеко не случайной, а
проявлялась под действием непостижимой цепи причин и следствий. Все вещи
зависели одна от другой, все жили одна в другой. Наконец, в этом мире не было ничего
мертвого, неодушевленного, лишенного мысли и чувства, ничего бессознательного. Все
было живым, все обладало самосознанием. Все говорило со мною, я мог говорить со
всем. Особенно интересны были дома, мимо которых я проходил, и более всего -
старые здания. Это были живые существа, полные мыслей, чувств, настроений,
воспоминаний. Жившие в них люди и были их мыслями, чувствами и настроениями. Я
хочу сказать, что люди по отношению к домам играют примерно ту же роль, что разные
"я" нашей личности по отношению к нам. Они приходят и уходят, иногда живут внутри
нас долгое время, иногда же появляются лишь на мгновения.
Помню, как однажды на Невском проспекте меня поразила обыкновенная ломовая
лошадь. Она поразила меня своей головой, своей "физиономией", в которой выразилась
вся сущность лошади, и, глядя на ее морду, я понял все, что можно было понять о
лошади. Все особенности ее природы, все, на что она способна, все, на что не способна,
все, что она может или не может сделать, - все это выразилось в чертах ее
"физиономии". В другой раз сходное чувство у меня вызвала собака.
Вместе с тем, эти лошадь и собака были не просто лошадью и собакой;
это были "атомы", сознательные, движущиеся "атомы" больших существ - "большой
лошади" и "большой собаки". Тогда я понял, что мы тоже являемся атомами большого
существа - "большого человека";
и точно так же любая вещь представляет собой атом "большой вещи".
Стакан - это атом "большого стакана", вилка - атом "большой вилки" и т. д.
Эта идея и несколько других мыслей, сохранившихся в моей памяти после
экспериментов, вошли в мою книгу "Tertium Organum", которая как раз и была
написана во время этих опытов. Таким образом, формулировка законов ноуменального
мира и некоторые другие идеи, относящиеся к высшим измерениям, были
заимствованы из того, что я узнал во время экспериментов.
Иногда во время опытов я чувствовал, что многое понимаю особенно ясно; я
чувствовал, что, если бы сумел сохранить в своей памяти то, что понимаю, я узнал бы,
как переходить в это состояние в любое время по желанию, как сделать его
продолжительным, как им пользоваться.
Вопрос о том, как задержать это состояние сознания, возникал постоянно, и я много раз
задавал его во время эксперимента, пребывая в том состоянии сознания, когда получал
ответы на свои вопросы. Но на этот вопрос я никогда не получал прямого ответа.
Обычно он начинался откуда-то издалека; постепенно расширяясь, он охватывал собою
все,
так что в конце концов ответ на мой вопрос включал ответы на все возможные
вопросы; естественно, что я не мог удержать его в памяти.
Помню, как однажды, когда я особенно ясно понял все, что мне хотелось понять, я
решил отыскать какую-нибудь формулу или ключ, который дал бы мне возможность на
следующий день припомнить то, что я понял. Я хотел кратко суммировать все, что мне
стало понятно, и записать, если удастся, в виде одной фразы то, что необходимо для
повторного приведения себя в такое же состояние как бы одним поворотом мысли, без
какой-либо предварительной подготовки. В течение всего эксперимента мне казалось,
что это возможно. И вот я отыскал такую формулу - и записал ее карандашом на клочке
бумаги.
На следующий день я прочел фразу: "Мыслить в других категориях!" Таковы были
слова, но в чем же их смысл? Куда делось все то, что я связывал с этими словами, когда
их писал? Все исчезло, все пропало, как сон. Несомненно, фраза "мыслить в других
категориях" имела какой-то смысл; но я не мог его припомнить, не мог до него
добраться.
Позднее точно такое же случалось со многими другими словами и фрагментами идей,
которые оставались у меня в памяти после опытов.
Сначала эти фразы казались мне совершенно пустыми. Я даже смеялся над ними,
обнаружив в них полное подтверждение невозможности передать оттуда сюда хоть
что-то. Но постепенно в моей памяти кое-что начало оживать, и по прошествии двух-
трех недель я все лучше и лучше вспоминал то, что было связано с этими словами. И
хотя их содержание продолжало оставаться неясным, как бы видимым издалека, я все
же начал усматривать особый смысл в словах, которые поначалу казались мне лишь
отвлеченными обозначениями чего-то, не имеющего практической ценности.
То же самое повторялось почти каждый раз. На следующий день после эксперимента я
помнил очень немногое. Но уже к вечеру порой начинали возвращаться кое-какие
неясные воспоминания. Через день я мог вспомнить больше, в течение же следующих
двух или трех недель удавалось восстановить отдельные детали эксперимента, хотя я
прекрасно сознавал, что в памяти всплывает лишь ничтожно малая часть пережитого.
Когда же я пробовал проводить опыты чаще, чем раз в две-
три недели, все смешивалось, и я не мог уже ничего вспомнить.
Но продолжу описание удачных экспериментов. Неоднократно, почти всегда, я
чувствовал, что, переходя через второй порог, я прихожу в соприкосновение с самим
собою, с тем "я", которое всегда пребывает внутри меня, всегда видит меня и говорит
мне нечто, чего я в обычном состоянии сознания не в силах понять и даже услышать.
Почему же я не могу этого понять?
Я отвечал себе: потому что в обычном состоянии во мне звучат одновременно тысячи
голосов, которые и создают то, что мы называем нашим "сознанием", нашими
мыслями, чувствами, настроениями, воображением. Эти голоса заглушают звук того
голоса, который доносится из глубины. Мои эксперименты ничего не прибавили к
обычному "сознанию"; они только сузили его; но как раз благодаря этому сужению его
мощность неизмеримо возросла.
Что, собственно, делали эти эксперименты? Они заставляли все другие голоса
замолчать, погружали их в сон, делали неслышными. И тогда я начинал слышать
другой голос, который доносился как бы сверху, из какого-то пункта у меня над
головой. Тогда-то я и понял, что вся задача заключается в том, чтобы слышать этот
Тэги:
Колдовство Чёрная магия
Скачать книгу [0.51 МБ]
Пирамида
