рассматривая ее, и почти равнодушно добавил. — Смерть.
Гарри скорее почувствовал, чем увидел, как вздрогнула Гермиона. На спине у него мерзкими
липкими каплями начал выступать холодный пот. Гарри, не отрываясь, глядел на Драко Малфоя, и
испытывал ненормальное удовольствие, наблюдая за тем, как бахвальство сменяется на лице
слизеринца смертельным ужасом. Малфой выглядел сейчас так, словно маленькая ядовитая змейка,
бившаяся под давящим ее каблуком.
— Но… мы же ничего не сделали, сэр, правитель! — почти взвизгнул он.
— Закон существует для всех, — пожал плечами Глориан. На Гарри он не смотрел.
— Государь, — тихо, но настойчиво возразила Валери Эвергрин. — Я согласна с тем, что
незнание или непонимание закона не освобождает от его выполнения, но вы же знаете, что они здесь —
пришельцы, чужие. И они — еще дети! И вы же разрешили приходить сюда — мне!
— Дорогая, — незнакомым сухим голосом уронил Глор. — То, что они здесь посторонние, не
меняет дела, и они ничем не связаны с этим местом, в отличие от тебя… Ты же почти моя жена. А с
тем, что они — дети, я не согласен. Здесь взрослеют куда раньше, и они теперь принадлежат нашему
миру, а не своему.
Пот уже тек по спине Гарри почти струйкой.
— Наш мир и ваш мир… Глориан, милый, мы, кажется, договорились, что не будем делить его,
— Валери выглядела как никогда раздраженной. Напряжение последних дней, видимо, доконало ее, и
сейчас Гарри вдруг понял, как была права Джинни. Валери сдерживалась, чтобы не наговорить
лишнего, а в присутствии Глориана и его отца — даже не думать о том, в чем она, наверное, боялась
признаться даже себе. Ее синие глаза в полутьме казались почти черными.
— Что ты хочешь сказать, моя дорогая невеста? — Эльф теперь говорил уже не на своем языке, на
котором они общались с самого его возвращения на Инисаваль. — Почему мне кажется, что ты хочешь
поссориться со мной? Тебе уже давит на плечи твой венок?
— Я не отдам вам детей, — четко выговаривала каждое слово Валери.
— Ты думаешь, что я хочу, что я способен убить Гарри?
— Я уже не знаю, на что ты способен, Глориан. Мне страшно от твоих слов. Но детей я вам не
отдам, даже если мне для этого придется…
— Придется — что? — певуче прозвучал в холодном влажном сумраке голос правителя
Глендэйла.
Валери промолчала. Малфой умоляюще посмотрел на нее. Гарри не мог видеть ни Рона, ни Сью,
ни Гермиону, ни Джинни — все они стояли у него за спиной — но их мысли содрогались внутри его
черепа, точно птицы, рвущиеся прочь от прутьев клетки. Сам того не желая, Гарри слышал их —
настолько были напряжены и их, и его чувства.
На вопрос Куно не ответил никто. Тогда правитель задал другой.
— Мне все же хотелось бы знать, как именно вы оказались здесь. Наш древний камень не мог
сдвинуть никто, кроме…
— Кроме кого, сэр? — замирающим голосом спросила Гермиона.
— Нет, ничего…Просто странно, — Куно внимательно разглядывал лица детей. — Странно,
потому что этого бы никто из людей сделать не смог, кроме…
— Да кого же кроме-то? — не выдержал Рон.
Куно Глендэйл замолчал. Потом его фиолетовые зрачки пропутешествовали к куче оружия,
наваленной на каменной плите.
— Я сейчас должен принять решение, — сказал он медленно. — Закон недвусмысленно гласит:
смерть тому, кто нарушит покой древнего святилища и гробницы в нем…
Какой еще гробницы?
— Но я решил изменить закон, из-за того, что за вас просит жена сына моего, — патриарх Эльфов
медленно перевел глаза с Гарри на Драко и обратно. — Я оставлю вас в живых. Но через три дня вас
здесь быть не должно.
Стало так тихо, что Гарри услышал, как где-то в подземелье с потолка размеренно капает вода.
— Что значит — не должно? — прошептала Валери.
— После свадьбы моего сына и леди Валери Эвергрин все остальные пришельцы должны будут
покинуть Инисаваль. Пришельцы должны уйти. Все, — мягко сказал Куно и отвернулся, чтобы выйти
прочь. — От них пахнет бедой. И Злом. Особенно вот от них, — он, не глядя, махнул рукой на Малфоя
и Гарри. Глориан обомлел.
— Отец, но… Гарри…
— Спроси его сам, сын мой, почему он не сказал тебе, что умеет говорить со змеями.
Снег падал уже не большими мокрыми хлопьями, а сеялся крошечными снежинками, оседавшими
на полах гарриной изодранной черной мантии. Ход был узким и грязным. Когда Глориан вывел их
прямо к мертво-черному зимнему озеру с покачивающимися на его поверхности эльфийскими ладьями,
Рон и Гермиона сразу подошли к морозной воде, чтобы умыться. Гарри разглядывал Валери и его
пробирал холод: ее профиль казался вырезанным из мрамора. Глориан же не смотрел на нее, он не
смотрел и на Гарри: просто отошел в сторону и сел на камень, видимо, ждал реакции. Но ее не
последовало. Гермиона и Рон молча отмывали грязь с рук и ног в воде, Джинни села на заметаемый
снегом песок и закрыла лицо худыми руками, а Сьюзен молча опустилась рядом с ней, взметнув полами
мантии тучу снежинок. Ее пальцы машинально перекатывали комочек снега. Драко Малфой
моментально исчез, наверное, тупо подумал Гарри, отправился жаловаться профессору Снейпу на
ужасную несправедливость Эльфов и проклинать Поттера, Уизли и весь Гриффиндор.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — волосы Глориана падали ему на колени, закрывали лицо.
— Я курить хочу, — нелогично отозвалась Валери, машинально шаря у себя по платью там, где
обычно были карманы на ее костюмах. Ее голос дрожал.
Гарри заметил, как странно смотрят на них обоих Рон и Гермиона. Точно видят в первый раз.
— Уходите, — твердо прозвучал голос Валери. Она закончила рассеяно шарить по своему серому
с серебром платью и повернулась к гриффиндорцам. — Джинни, отведи, пожалуйста Сьюзен к домам
Хуффльпуффа и немедленно отправляйся за своим братом к Северной скале. Всем оставаться там.
Никуда не выходить. Все, — она повернулась к Глориану, и Гарри понял, что сейчас состоится
настолько серьезный разговор, что мисс Эвергрин не хочет, чтобы при нем присутствовали
посторонние. Он двинулся следом за Роном, но голос профессора Эвергрин остановил его на полпути.
— Гарри, а с тобой нам надо поговорить.
Он послушно остановился, запахнул поплотнее плащ, — становилось все холоднее, — и стал
ждать, каким образом она выругает его за сегодняшний просту… нет, уже, наверное, преступление.
Но Гарри не услышал от нее ни слова попрека. Только это:
— Гарри, с тех пор, как профессор Дамблдор попросил меня за тобой присматривать прошло уже
почти полтора года. Ты сильно изменился за это время, Гарри, ты вырос. Шестнадцать лет — это
странный возраст. Ты уже не ребенок, но взрослым человек становится только тогда, когда к нему
приходит умение отвечать за свои поступки и решения и не полагаться на окружающих его старших
людей. Я сильно привязалась к тебе, Гарри, ты стал для меня как… маленький шкодливый братишка,
который вечно попадает в неприятности, и которого из этих неприятностей нужно вытаскивать. Но ты
уже не маленький, и сам должен понимать, что вечно ждать помощи от других нельзя. Ты сам должен
научиться помогать себе, — она отвернулась от него, и теперь Гарри видел, как ее золотисто-
пшеничный ежик волос намокает под пикирующими на него упрямыми снежинками. — Глориан, ты
прав. Я не могу здесь ничего решать. Отчасти потому, что не вправе вмешиваться в дела твоей семьи,
пока не стала ее частью. И отчасти… — Она вновь повернулась к Гарри. В ее глазах было отчаяние. —
Потому что мы — не дома, Гарри! Это не двадцатый век, когда все люди вправе говорить и делать все,
что им вздумается. Это — время мужчин, и я не могу здесь принимать решения самостоятельно, этого
никто не поймет и не одобрит! Здесь я, пусть и волшебница не без способностей, не имею права голоса,
за меня всегда будет решать кто-то другой! Здесь я — всего лишь женщина!.. Это отвратительно, но это
так! Пока мы не найдем способа вернуться обратно, нам придется смириться с этим, иначе мы не
выживем здесь! Поэтому пришло время научиться отвечать за свои действия, Гарри. Ты — мужчина и
сам теперь выбираешь себе жизнь! А теперь уходи! Уходи, мне нужно поговорить с Глором, а при тебе
Пирамида