сумрачных скал. Никого. Ни человека, ни зверя, ни птицы. Он пошел через поле, искоса
поглядывая на цветы. Не то чтобы ему было страшно: просто было чувство, что делает он что-
то недозволенное, едва ли не запретное - как в ту ночь полнолуния, когда он подсмотрел танец
лесных духов. И было странное чувство - словно все это сон, и он идет во сне, не ведая цели, не
зная, сколько продлится этот путь. Надо бы, что ли, взять с собой один цветок на память...
Когда он достиг гор, была уже ночь. Отыскал небольшую пещерку, забился в нее,
положив под голову дорожный мешок, сжался в комок, чтобы скорее согреться, и закрыл глаза.
Непонятный шорох-шепот звучал теперь напевно, словно колыбельная, и все слышнее в
мелодии звучали глубокие печальные и скорбные ноты. Халдар слишком устал, чтобы
задумываться над тем, что слышал; он и сам не заметил, как уснул, убаюканный странной
музыкой.
Очнувшись, приподнялся рывком и сел, едва не ударившись головой о низкий свод
пещерки - в ушах еще отдавался собственный, сквозь зубы, стон.
- А ведь вечером хотел еще цветочек на память сорвать, - пробормотал он хрипло. -
Цветочек, а?! Говорили же умные люди, не лезь, куда не надо, дурень... Дурень и есть...
Выполз из пещерки, волоча за собой мешок.
- Надо бы отсюда выбираться, да поскорее... еще одна такая ночка - точно свихнусь, - за
долгие месяцы в дороге он привык разговаривать с самим собой, но тут прикусил язык. Его
била дрожь - не от холода, хотя и озяб он изрядно. Надо постараться выкинуть все это из
головы... выкинешь, как же!.. Хоть с закрытыми глазами иди - помнишь все наощупь. И,
заслоняя все - невероятное это лицо, бледное до прозрачности, тонкое, словно изо льда
выточенное, застывшее, и только глаза, утонувшие в темных полукружьях
- больные звезды в тени длинных ресниц, не бывает у людей таких глаз, ни у кого не бывает, не
может быть такого, и за спиной - то ли плащ, то ли крылья, не разобрать, и не забыть никогда, и
не понять никогда - кто он, когда он был...
Как добрался до леса к юго-востоку от макового поля, Халдар не помнил. Осталось
смутное воспоминание, что шел вроде бы ночью - боялся заснуть, а в лесу повалился в траву и
долго лежал так, не двигаясь: хорошо-то как, боги, лес, просто лес, птица какая-то кричит, кто
ее разберет, что за птица, мураш по травинке ползет - ишь ты, стервец, ма-ахонький, а до чего
упорный! - солнышко сквозь листву греет - не так чтобы сильно греет, но все равно - хорошо...
Еще несколько дней он шел по лесу, засыпая только когда уже не мог стоять на ногах -
боялся снов. Припасенная еда уже дня два как закончилась, одними ягодами не прокормишься,
но он хотел побыстрее добраться до жилья - все равно какого, только бы дойти, - а потому даже
на охоту времени не тратил.
Люди в поселении были похожи на людей Дор-ломин - такие же светловолосые и
сероглазые; однако язык их Халдару был совершенно непонятен, и он, отчаявшись, решил уже
было объяснить им жестами, что умирает с голоду, но по его лицу и так все было видно, а
потому через несколько минут он уже сидел за тяжелым дубовым столом, и на резной
столешнице перед ним стояла деревянная миска с дымящимся жареным мясом, на блюде рядом
возвышалась пирамида из ломтей ржаного хлеба, а рядом - солидных размеров кувшин с
медвяным, пахнущим луговыми травами напитком и тяжелый кубок под стать кувшину -
словом, королевское пиршество.
Халдар как раз расправлялся с последним куском отменного сочного мяса,
приправленного чем-то кисловато-пряным и острым, когда в дверях появился совсем почти
седой человек лет пятидесяти в простой черной одежде, по рукавам и у ворота скупо
отделанной серебром. Халдар на него воззрился, не прекращая работать челюстями - и чуть не
поперхнулся, когда человек обратился к нему на языке Дор-ломин:
- Привет тебе, о странник. Ты из дома Хадора Лориндола?
- Угу, - челюсти заработали в удвоенном темпе: уж очень неудобно поддерживать
разговор с набитым ртом.
- Сказали мне, что шел ты с севера. Это так?
- Угу... кхгм... с севера, - Халдар расправился наконец с мясом, и в нем медленно
просыпалось естественное в подобных обстоятельствах любопытство: обороты речи
северянина были немного церемонными, но говорил он вполне правильно, непонятно только,
откуда язык знал; а черные с серебром одежды вызвали у Халдара чувство некоторого
опасения, как-то связав в его сознании этого сухощавого, сурового на вид человека с долиной
черных маков.
- Прошу тебя, гость наш, простить меня за столь вопиющее нарушение приличий; вижу
я, что неучтиво прервал твою трапезу. К тому же, я не представился: имя мое Хоннар эр'Лхор.
- Э-э... хм... сожалею, что имя твоего рода ("Надеюсь, это действительно имя рода, и я
ничего не перепутал...") ничего не говорит мне, благородный господин, ибо неискушен я в
истории и обычаях этих земель и вовсе не знаю здешних народов, - невольно попадая в тон,
ответил Халдар.
- Мое имя Халдар из рода Гуннора, сына Малаха Арадана... Младшего сына, - добавил он
поспешно, видя, что северянин удивленно приподнял бровь. - И не в чем тебе винить себя,
благородный Хоннар из рода... м-м... Лхор, ибо я уже насытился и готов ответить на твои
вопросы.
Хоннар окинул гостя внимательным взглядом, и Халдар, осознав, какое зрелище сейчас
являет собой, невольно смутился. Северянин уловил его замешательство:
- Должно быть, наш благородный гость хотел бы сперва вымыться, переодеться и
отдохнуть с дороги; я вижу, ты нуждаешься в сне, Халдар из дома Хадора. Беседа может
подождать; тебе подберут одежду...
Но мысль о сне вызвала у Халдара болезненную гримасу, и он, забыв об учтивости,
перебил:
- Спать я не хочу; вот помыться и переодеться было бы не худо... - спохватился, - а после
я весь к твоим услугам, благородный Хоннар.
Хоннар кивнул.
Через некоторое время Халдара - уже чисто вымытого, весьма пристойно одетого и
гладко выбритого (негустая юношеская бородка, клочковатая и подпаленная у какого-то
костра, была не тем украшением, с которым тяжело расстаться), - препроводили в добротный
деревянный дом, хозяином которого и был Хоннар. Гостю был вручен серебряный тонкой
работы кубок, украшенный дымчатым хрусталем, каковой кубок хозяин тут же и наполнил
давешним медвяным напитком. Не очень представляя, каковы требования здешнего этикета в
таких случаях, Халдар просто подождал, пока Хоннар наполнит свой кубок, и начал рассказ.
По чести, молодой человек ожидал, что его повествование произведет большее
впечатление, но хозяин никаких признаков удивления не проявлял, и Халдар начал испытывать
некоторое разочарование.
- Правильно ли я понял? - внезапно спросил Хоннар. - Ты провел ночь у Хэлгор?
- Ну... да, если это и вправду так называется.
Северянин посмотрел внимательно:
- Зачем?
- Хотел понять, - пожал плечами Халдар.
- Ну и как, понял? - в голосе Хоннара, показалось, прозвучала жесткая нотка.
- Нет. Что это за место? И почему - маки? Что там было?
- Мы никогда этого не делаем, - задумчиво проговорил старший, словно не услышав
вопросов. - Никогда не остаемся там. Там память. Не воспоминания - память. И Хэлгор, и Лаан
Ниэн...
- Лаан... Гэлломэ?
- Когда-то так и было. Теперь - Лаан Ниэн. Хорошо, что ты не понимаешь... пока.
- Почему?
Пирамида