...Стать воином Аст Ахэ - великая честь, которой удостаиваются лишь лучшие. И
каждый мальчишка в землях Властелина Тьмы мечтает, что в восемнадцать лет вступит в
Черную крепость, как воин Аст Ахэ. Каждый верит, что его тут же пошлют в бой, каждый
готов отдать жизнь за Властелина. Но лишь на пятый год можно стать одним из Черного
Воинства - многое должен постичь юноша, прежде, чем сможет он сказать о себе: "Я - воин Аст
Ахэ".
Воины Аст Ахэ не носят блистающих доспехов и ярких плащей. Одежды их черны, как
скорбь, и нет гербов на их черных щитах. В бою каждый из них стоит десятерых, но жестокость
чужда им. Никто из Черных Воинов не откажет в милости раненому врагу, никогда кровь
женщины, ребенка и старика не обагрит меч воина Аст Ахэ.
Воины Аст Ахэ - ученики Властелина. Честь для них дороже жизни; они мудры, и вожди
прислушиваются к совету Черных Воинов.
Ты можешь простолюдином или сыном вождя: для Аст Ахэ равны все, и сын вождя
может остаться простым воином, а простолюдин - стать предводителем войска. Аст Ахэ нужна
твоя сила, твой ум, твой талант, твое сердце: иных заслуг нет, иной меркой не меряют здесь
людей. Воин Аст Ахэ - справедливость и мужество, мудрость и твердость. Воинство Аст Ахэ -
щит Властелина для тех людей, которых называют "низшими"; меч Властелина, разящий
врагов.
Пройдет десять лет, и ты сможешь покинуть Аст Ахэ: другой займет твое место. Ты
можешь остаться, но в Аст Ахэ нет стариков. Тот, кто чувствует приближение старости -
уходит. И до конца жизни его будут почитать люди, а вожди и старейшины - прислушиваться к
его советам.
Ибо на всю жизнь для людей он - воин Аст Ахэ.
БРОДЯГА. 429 ГОД ПЕРВОЙ ЭПОХИ
Во все века, во всех землях находятся неуемные непоседы, те, кому не дают покоя
вопросы - а что за тем холмом? за этими горами? в тех лесах?.. Во все века, во все времена они
уходят из дома в дорогу; не Странники, которым должно узнать и вернуться, не скитальцы,
которым возвращаться некуда: их люди называют - бродягами. Таким и был Халдар из дома
Хадора.
Бывал он во многих людских поселениях; забрел однажды и в Нарготронд к государю
Финроду... Но дорога бродяги похожа на капризную и своенравную женщину: никогда не
знаешь, что выкинет в следующий момент. Эта дорога и привела Халдара за Северные Горы.
Ничего особо хорошего увидеть здесь он не ожидал: по слухам, за Эред Энгрин, как называл
эти горы Старший Народ, лежали мрачные края, населенные невиданными чудовищами и
дикарями, что, пожалуй, и похуже всяких чудовищ будут. Но по дороге никого не попадалось
- ни чудовищ, ни людей, - зато зверья и птиц хватало, а в лесах было полно грибов и ягод. Леса
как леса, ничего особенного - разве что зверье непуганное; да еще эта долина между двумя
небольшими речушками... Он наткнулся на поросшие мхом камни - развалины моста, - и ведь
дернуло же любопытство проклятое, переплыл речной поток, добрался-таки на тот берег. Ну,
непохожи были эти места ни на что из того, что видел прежде. Добрался
- понял, чем.
Весь берег зарос высоким - по грудь - чернобыльником, а кое-где пробивались маки -
небывалые, бархатисто-черные, с темно-красным пятном в чаше цветка. Ни зверя, ни птицы.
Тихо. Пусто. Но опасности он здесь не чувствовал, только неясную печаль, а потому решил
еще чуть-чуть побродить. Видел седые ивы на берегу, видел черные тополя и яблони - яблони
без единого плода, яблони, чьи ветви были похожи на искалеченные руки, в безнадежной
мольбе протянутые к небу. Боги светлые, как же тихо...
Он и не заметил, как стемнело. С берегов потянулся медленный туман, плыть назад
ночью не хотелось; Халдар с тоской подумал о дорожном мешке, который оставил на том
берегу под камнем. Хорошо хоть звери не откопают. А в мешке - вяленое мясо и еще
оставалось немного сухарей; однако ужина явно не предвидится - ничего, наверстаем
упущенное за завтраком... Он с удивлением понял вдруг, что о еде подумал больше по-
привычке: голода не чувствовал. Да что ж тут такое, колдовство, что ли? Чары? Может, и не
надо бы здесь ночевать, ну, да ладно...
Халдар завернулся в плащ и прикорнул у корней старой яблони.
...Был - город: медовый, золотой - словно солнцем напоенное дерево стен, тонкая резьба -
травы и цветы, и ветви деревьев, птицы и звери, и крылатые змеи; и серебряное кружево -
переплеты стрельчатых окон.
Были - ветви яблонь, клонящиеся под бременем плодов - золото-медовых, медвяных,
янтарных, просвечивающих на солнце, - и медные сосны.
Были - люди в черном и серебре, похожие на птиц и цветы ночи, на ветер и стебли
ковыля под луной, - тонкие летящие руки, и глаза - невероятные огромные и ясные глаза, каких
не встретишь и у Старшего Народа.
А он был - тенью среди них, был каждым из них и был ими всеми - мальчишкой с
широко распахнутыми недетскими глазами, и юношей, неловко придерживающим рукоять
меча на поясе, и мужчиной со взглядом спокойным и твердым; и перед ним - перед ними -
стоял - высокий даже среди этих людей, в черном, в черненой кольчуге, и плащ бился за его
плечами, и он говорил - говорил о войне, о том, что надо уходить, и узкое лицо его было
бледным, а в запавших глазах застыло что-то тревожное, больное, и по лицам слушавших его
скользили тени, и он все говорил - с силой отчаянья, с болью, и непонятны были слова чужого
певучего языка, было внятно только одно - уходите, это война, уходите...
...Он проснулся с первыми лучами солнца; перевернулся на спину и долго лежал так,
глядя в светлеющее небо, пока не растворились в сиянии последние звезды. От сна - или
видения - осталась только горечь и - имя. Слова чужого языка. Он повторил их, чтобы не
забыть, боясь, что уйдет и это воспоминание: Лаан Гэломэ. И еще раз. И еще.
Перебравшись на тот берег, Халдар натянул одежду и первым делом полез под знакомый
камень; как он и думал, мешок с провизией и немудрящим скарбом оказался в полной
неприкосновенности. Человек вытащил сухарь, разломил пополам, да так и остался сидеть -
задумался. Долго сидел, припоминая; память сна утекала, как вода сквозь пальцы, он вспомнил
только еще одно слово - Хэлгор, и связанный с этим словом жест черного вестника - на север.
Что ж, на север так на север: может, там что прояснится. История пока получалась донельзя
темная и таинственная. Халдар решительно сунул сухарь назад, затянул потуже горловину
мешка, наскоро умылся речной водой, но пить не стал - мало ли что, - забросил мешок за спину
и зашагал дальше
- на север.
Долго ли, коротко... впрочем, так только в сказках говорят; в дороге "коротко" обычно не
бывает, и Халдар успел вдосталь набродиться по лесистым холмам, пополнив, впрочем, свои не
слишком богатые запасы еды, - он вышел на вересковую пустошь, с запада, сколько хватало
глаз, защищенную горами. На пустоши было заметно холоднее, чем в лесах, да и укрыться
особенно негде, а потому он решил провести ночь у горного отрога, поросшего редкими
соснами, чтобы с утра отправиться в дорогу и попытаться добраться... а куда, собственно?
Халдар не имел ни малейшего представления о том, что ищет в этих суровых и не слишком
приветливых землях. Сон, теперь уже почти забытый, оставил некую уверенность в том, что на
севере есть еще какое-то жилье. Уверенность эта с каждым днем становилась все слабее, но
стоило напоследок попытаться еще раз.
Идти по каменистой звенящей земле было легко, и к вечеру следующего дня человек
дошел почти до подножия гор. Похоже, у гор было озеро, только почему-то совсем черное, он
мог уже различить пробегающие по нему волны...
Черные маки. Бархатно-черное море маков и тихий беззвучный шепот - шорох - вздох. В
быстро темнеющем небе вырисовываются силуэты полуразрушенных башен, вырастающих из
Пирамида