Из цветов и звезд сплету я
венок тебе, сердце мое: звезды
неба и звезды земли, травы
разлуки и встречи, жемчужины
скорби вплету я в венок тебе,
Крылатая Тьма; тонкой нитью
жизни моей перевью цветы...
...Такая сумасшедшая выдалась весна - никогда раньше не было такой. Он-то видел все
весны Арды и помнил их - бессмертные ничего не забывают. Сумасшедшая весна - словно
кровь бродила в жилах, как молодое вино. Как-то получилось, что он оказался совсем один -
всех эта бешеная круговерть куда-то растащила. Утром он столкнулся с Гортхауэром - глаза у
того были большущие и совсем по-детски восхищенные. Он смотрел на Мелькора и словно не
видел его, вернее, никак не мог понять, кто перед ним.
- Что с тобой? - удивился и немного испугался Вала, Гортхауэр ответил не сразу.
Говорил он медленно, словно обдумывая слова, и голос его снизился почти до шепота.
- Но ведь весна, - непонятно к чему сказал он. - Ландыши в лесу...
А потом ушел, словно околдованный Луной.
Мелькор засмеялся. Чего уж непонятного - весна, и в лесу ландыши. Конечно. Что может
быть важнее? Весна. Ландыши. Брось думы, бессмертный зануда, иди - весна, в лесу ландыши.
Ведь пропустишь всю весну! И ему стало почему-то настолько хорошо из-за этой простоты
ответа - весна, ландыши - что он просто, как мальчишка, поддал дверь ногой и выскочил
наружу, под теплые солнечные лучи. Чего еще нужно? Вот она, эта жизнь, и не ищи ее смысла,
просто люби и живи.
Лес был полон весеннего сумасшествия. Даже лужицы между моховыми кочками
неожиданно вспыхивали на солнце, словно тот смех, что доносился с реки. Неужели купаются?
Ведь вода еще холодна... Он пошел на смех. Здесь берег был самым высоким, и лес подходил
вплотную. На камне под обрывом кто-то сидел. Он раздвинул ветви. Совершенная
неподвижность. Бледно-золотые волосы. Конечно, это Оннэле Кьолла. Даже в такой яркий
день. У нее бывали такие часы - ничего не замечая, она замирала, погруженная в непонятные
мысли, и если удавалось ее вывести из этого состояния, она говорила: "Я слушала". А что
слушала - она даже не могла объяснить. Однажды она почти весь день просидела так под
холодным ветром и мокрым снегом - после того, как он пытался зримо изобразить вечность.
Тогда ее привели домой Эленхел и Дэнэ, и пришлось срочно лечить ее - она жестоко
простудилась. А сейчас ему, словно мальчишке, захотелось тихонько подкрасться и дернуть ее
за волосы. Он беззвучно рассмеялся.
- Оннэле!
Девушка медленно обернулась. Она улыбалась, и на ее коленях он увидел венок.
- Ты опять задумалась? Даже сегодня?
- Мысли не выбирают часа, Учитель. Приходят, и все.
- Да брось ты их! Сейчас весна ведь. Ландыши в лесу! Кстати, вот и венок. Значит, кто-то
подарил? Так ведь?
- Да, - девушка рассмеялась. - И знаешь кто? Гортхауэр.
- Да? - брови Мелькора поползли вверх.
- Учитель, ты ошибаешься. Я поняла, о чем ты подумал. Знаешь, просто у меня не было
венка - некому подарить. Он и сказал, что сегодня - он мой рыцарь. Просто пожалел, видно.
- Неужели никто не подарил тебе венка? Ты же так красива...
- Наверное, не так уж и красива. Впрочем, меня трудно найти. Но, кстати, даже у Аллуа
нет венка. Учитель, если бы она принимала все венки, то утонула бы в них! Эленхел тоже
отвергает всех ухажеров.
- Почему?
- Я не читаю их мыслей. Думаю, она ждет только одного венка и подарит свой тоже
только одному.
Мелькор помолчал.
- Ну что же, я рад за нее.
- А там, посмотри - видишь? Ну, смотри же!
Он тихонько посмотрел туда, словно боялся спугнуть. Моро и Ориен.
- Смотри, делают вид, что не знают друг друга, что им все равно! Знаешь, Учитель,
сегодня хороший день. Несмотря ни на что.
- В чем дело? - он почти инстинктивно ощутил какую-то тревогу в ее словах.
- Я слушала, - она промолчала. Затем резко подняв ярко-зеленые глаза, спросила:
- Что такое смерть? Как это - умирать? Почему? Зачем? Это - не быть? Когда ничего нет?
Значит, когда меня не было, это тоже было смертью? Или смерть - когда осознаешь, что это
смерть, что ничего больше не будет?
- Девочка... В такой день...
- Хорошо. Не будем.
- Нет-нет. Я, знаешь ли, могу сказать только одно: это выбор. Он есть у тебя и сейчас, но
ты - изначально есть ты. А когда ты сможешь выбрать... нет, трудно объяснить...
- Значит, смерть - это благо?
- Нет! Но и не надо бояться ее. Это - не конец. Но потеря всего, что так тебе дорого... Я
не знаю. Я не умирал. Я же Вала... Словом, это право создать себя заново, прожить другую
жизнь - но лишь прожив достойно эту, сделав выбор еще сейчас. Послушай, а может я тоже
когда-то жил, только ничего не помню? Откуда я знаю все, что знаю? Откуда моя сила? Ох,
девочка, ты умеешь спрашивать...
- Я не хотела, право же!
- Да нет, ты правильно поступила. Ладно, сегодня не тот день. А кому ты подаришь
венок?
- Надо же сделать приятное Гортхауэру!
Девушка замолчала. Затем серьезно посмотрела в лицо Мелькору:
- А ты кому подаришь венок?
- Я... я не знаю... не думал!
Девушка улыбнулась - но как-то невесело.
- Я знаю, кто ждет твоего венка. Это не я, не думай.
- Кто тогда?
- Этого я не скажу. Прости.
Сейчас все в мире казалось ему новым, непривычным, неизведанным, все вызывало в
нем радостное изумление. Прав был Учитель, назвав тот весенний день - днем его рождения.
Он жадно впитывал в себя красоту мира, потому что знал уже, знал наверно - это последняя
весна, и никогда не суждено ей повториться...
Учитель сказал - Арта предчувствует беду. Да, так... Никогда еще не были так
обреченно-прекрасны цветы, так чисты и печальны птичьи голоса, никогда не поднимались так
высоко голубоватые горькие травы. Или - это только кажется ему? Словно Арта прощается со
своими детьми... Может просто взгляд изменился? Но только никогда прежде в дни весны не
плакало звездами высокое ночное небо...
Гортхауэр бродил по лесу, когда вдруг - услышал. Он даже не сразу понял, что это:
показалось - песнь Арты звучит в нем. И замер, не решаясь подойти ближе, словно боялся
спугнуть трепетную чуткую птицу. Человек поет так, лишь когда он один, и нет дела до того,
что подумают о его песне другие.
Постепенно он стал различать слова:
Прозрачно-зеленая льдинка - печаль, легкий
вздох белокрылой зимы -
Пирамида
