- Они, правда, не слишком разговорчивы, но ничего. Я скоро вернусь.
- Нээрэ!..
Двери распахнулись, и огромная крылатая фигура почтительно склонилась перед
девочкой. Она ахнула, завороженно глядя в огненные глаза.
- Это ты - Дух Огня?
- Я, - голос Ахэро прозвучал приглушенным раскатом грома.
Элхэ протянула ему руку.
- Осторожно. Можешь обжечься. Руки горячие. Эрраэнэр создал нас из огня Арты...
"Эрраэнэр - крылатая душа Пламени..."
- ...Я понимаю его, когда он говорит, что любит этих маленьких.
- Ты знаешь, что такое - любить?
Нээрэ долго молчал, подбирая слова.
- Они... странные. Я бы все для них сделал, - он запахнулся в крылья как в плащ, в
огненных глазах появились медленные золотые огоньки; задумался. - Такие... как искры.
Яркие. Быстрые. И беззащитные.
На этот раз он умолк окончательно.
- Проведи меня в библиотеку, - попросила Элхэ.
Балрог кивнул.
Едва увидев того, что - в расшитых золотом черных одеждах - стоял у стола, она
почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок. Понять причину этого она не
могла, потому всегда упрекала себя за смутную неприязнь к Майя Курумо.
Майя Курумо. Но ведь Гортхауэр - просто Гортхауэр, хотя - тоже Майя, а вспоминаешь
об этом мимолетно, когда видишь, что даже раскаленный металл не причиняет его рукам
вреда...
- Что ты здесь делаешь?
Вопрос, хоть и заданный голосом мягким, почти ласковым, заставил ее смешаться; она
беспомощно пролепетала:
- Я?.. Я в гостях... у Учителя...
- Зачем?
Она с трудом справилась с собой:
- Просто... Ничего особенного. А что ты читаешь?
Майя снисходительно улыбнулся:
- Тебе еще рано, девочка. Ты ничего не поймешь.
Голос Элхэ дрогнул от обиды; никто и никогда еще не говорил с ней так:
- Я избрала Путь. Уже три зимы минуло; ты забыл?..
Снова равнодушно-снисходительная улыбка:
- Не могу же я помнить всех.
Она порывисто шагнула к дверям, но вдруг испугалась, что обидела этим Майя.
- Я ранила тебя? Я не хотела, правда...
Майя удивленно приподнял брови и, снова принявшись за книгу, бросил:
- Вовсе нет.
Только выйдя из библиотеки она почувствовала, что дрожит, словно от холода. Страх.
Не страх опасности, а что-то неопределенное, душно-липкое, похожее на щупальца серого
тумана... а это откуда? Кажется, Учитель что-то говорил... или нет?
"Учитель. Тысячу раз произносишь про себя его имя - это имя, единственное, и никогда
вслух. Не смеешь. Тысячу раз - безумные слова, и никогда не скажешь их. Лучше не думать об
этом. И - ни о чем другом. Скорее бы ты вернулся, Учитель. Учитель".
По этому замку можно просто бродить часами. Просто ходить и смотреть, вслушиваясь в
еле слышную музыку, стараясь унять непокой ожидания.
Она поднялась на верхнюю площадку одной из башен, словно кто-то звал ее сюда...
...Он медленно сложил за спиной огромные крылья, все еще наполненный счастливым
чувством полета, летящего в лицо звездного ветра и свободы. И услышал тихий изумленный
вздох. Девочка протянула руку и, затаив дыхание, словно боясь, что чудо исчезнет, коснулась
черного крыла. Тихонько счастливо рассмеялась, подняв глаза:
- Учитель... у тебя звезды в волосах, смотри!
Он поднял было руку, чтобы стряхнуть снежинки, но передумал.
- Пойдем. Так ты никогда не поправишься - без плаща на ветру...
"Это как сон. Или сказка. Но сны и сказки длятся недолго и быстро забываются... Это -
когда сказки счастливые. А моя видно - горше полыни. Или ты - чувствуешь это, поэтому дал
мне такое имя... Все это закончится. Все это скоро закончится. Ненавижу себя, лучше бы мне
не родиться Видящей... И если бы знала, что произойдет... Чувствовать - но не знать, не
предупредить... Я увижу - но тогда будет поздно".
- ...Ты искусен в сложении песен, Менестрель; почему бы тебе не сложить балладу о
нашем господине?
- Но зачем, Курумо? Он никогда не говорил, что хочет этого...
- И не скажет никогда. Конечно же хочет! Разве есть кто-то, кто более достоин
восхваления, нежели он? Ведь он - Владыка Арды, Повелитель Мира, и все, что есть живого в
Арде, все, что есть плоть Мира, повинуется ему... Это будет лучшей твоей песнью,
Менестрель!
- Но Учитель никогда не говорил, что ему нужно такое...
- Поверь мне, я знаю. Подумай - он один противостоит всем Валар! И самым могучим и
сильным нужна поддержка. Неужели ты не хочешь доставить нашему господину радость?
Уверяю тебя, он будет доволен...
- Я не знаю... я попробую... Может быть ты прав, Курумо...
- ...Как я слаб, Учитель... Ничего я еще не умею...
- О чем ты, Гэлрэн?
- Я хочу сложить балладу в твою честь, и вот - не сумел...
- Зачем, ученик?
- Я думал порадовать тебя...
- Мне не доставляют радости восхваления. И ты знаешь это. Кто подсказал тебе эту
мысль?
- Курумо, Учитель...
- Курумо, - задумчиво повторил Мелькор; потом поднял глаза на ученика и улыбнулся. -
Теперь ты знаешь, что сердцу невозможно приказать петь.
- Да, Учитель... я понимаю...
- Иди, ученик. И пусть придет ко мне Курумо.
- Почему ты решил, что мне нужно такое?
- О Великий! Кто же достоин восхвалений, если не ты? В Валиноре денно и нощно
возносят хвалу Манве - разве ты не более заслужил это? О деяниях твоих должно слагать
песни... Ведь я же знаю - это придаст тебе силы для новых великих подвигов... Вся Арда будет
славить тебя, Владыка!
- Ну и сложил бы песню сам, - насмешливо сказал Мелькор, - у тебя ведь тоже хороший
голос!
- Но, господин мой, - с достоинством ответил Курумо, - песни - дело менестрелей; они -
как птицы: поют, ибо такова их природа. Мое же назначение в другом.
- Это верно. С такими крыльями взлететь тяжело, - усмехнулся Вала. Курумо остался
невозмутимым:
- Я предпочитаю твердо стоять на земле, - ответил он, с удовольствием оглядывая свои
черные одежды, богато расшитые золотом и бриллиантами.
- Ладно, оставим это, - Мелькор посерьезнел. - Ответь мне, разве я просил, чтобы кто бы