то ни было слагал песни в мою честь?
- Нет, о Великий; но думаю я, что не мог измыслить ничего противного твоей воле. Ведь
я - твое создание, и все мысли и деяния мои имеют начало в тебе...
Мелькор тяжело задумался. Курумо в молчании ждал его ответа.
- Иди, - не поднимая глаз на Курумо, молвил, наконец, Вала.
И с поклоном удалился Курумо, исполненный сознания собственного достоинства и
правоты.
"Может в глубине души я действительно жажду восхвалений - и просто боюсь
признаться себе в этом? Нет... Или - да? Ведь он действительно мое творение, хотя я и думал
создать существ иных, чем я... Может быть то, что таится во мне, вошло в него и внушило ему
эти мысли? Может быть... Тогда, чтобы одолеть в себе это, я должен объяснить ему, научить
его... Видно, плохой я учитель, если он продолжает думать так... Моя вина".
- Курумо!..
Он сидит в резном черном кресле: высокий стройный человек в черных одеждах; плащ
небрежно брошен на спинку кресла, рубашка распахнута на груди: жаркий день выдался
сегодня в кузне, но тело его не знает усталости. Мерцающий свет озаряет его лицо.
Удивительно красивое лицо. Высокий лоб; взлетающие легким изломом брови; в тени длинных
прямых ресниц
- глаза, светлые и ясные, как звезды; тонкий нос с легкой горбинкой, чуть впалые щеки, твердо
и красиво очерченный рот, волевой подбородок... Он улыбается ласково и мечтательно: завтра
новый день, наполненный радостью творения и познания, словно чаша до краев - искрящимся
золотым вином. Они даже не догадываются, сколь многому он, их Учитель, учится у них, и сам
он, по сути, лишь один из них, познающий тайны Эа... А вечером придут дети и попросят снова
рассказать сказку... Что же он расскажет им?
Он надолго задумывается, глядя в окно. Ветер играет прядями длинных темных волос.
Потом решительно поворачивается к столу, берет чистый лист и черно-серебряное перо. У него
узкие сильные руки и тонкие длинные пальцы. Руки творца.
Летящие знаки Тай-ан проступают на белом листе, так похожие на знаки Тьмы. Он снова
улыбается, вспомнив счастливое лицо Книжника: "Учитель, кажется, я понял, как можно
записывать мысли... Взгляни, тебе нравится, да?"
Он откладывает в сторону перо, когда небо на востоке уже начинает светлеть.
Бессмертному не нужен сон. Перечитывает написанное, и легкая тень ложится на его лицо.
Странная вышла сказка; да и сказка ли?
...Идет по земле Звездный Странник, и заходит в дома, и рассказывает детям прекрасные
печальные истории, и поет песни. Он приходит к детям и каждому отдает частичку себя,
каждому оставляет часть своего сердца. Словно свеча, что светит, сгорая - Звездный Странник.
Все тоньше руки его, все прозрачнее лицо его, и только глаза его по-прежнему сияют ясным
светом. Неведомо, как окончится путь его; он идет, зажигая на земле маленькие звезды.
Недолог и печален его путь, и сияют звезды над ним - он идет...
Он встает, идет к дверям. Завтра - тот день, что Гэлрэн зовет днем своего второго
рождения: много лет назад в этот день сложил он свою первую песню. Он приготовил
Менестрелю дар: осталось лишь натянуть струны из поющего небесного железа и настроить
лютню. Он представляет себе сияющее лицо Менестреля... Но что-то не дает покоя.
Этот новый ученик, Курумо. Его создание, и все же - совсем иной. Иногда начинает
казаться - он все понял, а потом... Пришел ведь к Менестрелю и уговорил сложить эту песню. А
- зачем? Часть сердца, его творение, его ученик... и - не понять. Иной. Он любит этого
странного ученика, но не забыть тяжелой чаши и кровавого привкуса на губах. Почему? И
кажется - именно из-за этого придется взять в руки меч Затменного Солнца. Чего-то не достает
в Курумо; может, той ясной открытости, без которой невозможно себе представить других? И
эти разговоры о славе, о власти... Сначала он искренне удивлялся: зачем? Потом в душе
поселилась тревога. Не замечая этого, он стал внимательнее к Курумо, чем даже к Гортхауэру.
Старший ученик смотрел на это с полушутливой ревностью, но постепенно стал сторониться
своего младшего брата. А Учителю мучительно не хотелось, чтобы новый ученик считал себя
чужим здесь. Но словно какая-то стена стояла между ними.
Тряхнул головой. Хватит. Иначе лютня запомнит эти мысли. Нужно идти. Конечно, если
Арта меняет всех (он не любил говорить "Арда", Княжество - имя, данное миру Илуватаром),
должно быть это происходит и в Валиноре. Со временем Курумо станет иным: Арта лечит, да и
трудно не измениться, живя среди Эльфов Тьмы...
- Позволишь ли переночевать у тебя?..
У него не было своего дома в поселении Эллери; обычно к ночи он возвращался в
Хэлгор, но сегодня ему хотелось остаться со своими учениками.
Гэллор-Маг просиял:
- Конечно, Учитель! Зачем ты спрашиваешь? Мы всегда рады тебе... Гости уже
разошлись, и они остались одни. Разговор затянулся
допоздна. Гэллор был не прочь и продолжить беседу, но Вала с улыбкой остановил его:
- Довольно, пощады! Если бы я был человеком, ты вконец замучил бы меня: не торопись,
ты хочешь узнать все сразу.
Эльф смущенно рассмеялся:
- Ты прав, Учитель.
...Девушка свернулась калачиком в кресле, подобрав ноги: огонь в камине догорал, и в
комнате было прохладно. Лицо спящей было полно тихой печали, и Вала невольно
залюбовался ею. Пожалуй, красотой она не уступает Аллуа, которую считают прекраснейшей
среди Эллери. Но Аллуа - огненный мак, эта же девочка - цветок ночи... Наверно, хотела
спросить о чем-то, а ждать пришлось долго. Вала осторожно укрыл девушку плащом, отошел к
окну.
- ...Учитель!
Он мгновенно оказался рядом. Девушка с ужасом смотрела на его руки; дрожащими
пальцами коснулась запястий, коротко вздохнула и прикрыла глаза.
- Что с тобой? - он был встревожен.
- Ничего... прости, это только сон... Страшный сон... - она попыталась улыбнуться. - Я
тебе постель застелила, хотела принести горячего вина - ты ведь замерз, наверно, - и, видишь,
заснула...
Он провел рукой по серебристым волосам девушки; в последнее время они все чаще
забывают, что он не человек.
- Но ведь ты не за этим пришла. Ты хотела говорить со мной, да, Элхэ?
- Да... Нет... Я не хочу этого, но я должна сказать... Учитель, - совсем тихо заговорила
она, - он страшит меня. Не допускай его к своему сердцу - или сделай его другим... Я не знаю,
не знаю, мне страшно... Учитель, он беду принесет с собой - для всех, для тебя... Он только себя
любит - мудрого, великого...
- О ком ты, Элхэ? - Вала был растерян; он никогда не видел ее такой.
- Об этом твоем новом... - она не могла выговорить "ученике", - о Курумо. Я наверное, не
должна так говорить...
- Нет... Я и сам думал об этом. Не тревожься, Арта излечит его.
- Ты не веришь в это, Учитель.
Вала усмехнулся - как-то грустно это у него получилось:
- Видно, от тебя ничего не скроешь.
Помолчали.
- Учитель, я принесу тебе вина?
Он рассеянно кивнул.
- И огонь почти погас... Сейчас я...
Пирамида
