прекрасным, как и ты; кто умеет мыслить и чувствовать, как и ты; кто так же радуется
способности творить? Кто, по сути желает того же, что и ты?
- Какой же это тогда враг?
- В том-то и дело, - Мелькор отпил глоток вина.
- Знаешь, - после минутного молчания тихо сказал Гортхауэр, - я пытаюсь представить
себе Ауле, играющего в снежки со своими учениками.
- И что? - заинтересовался Вала.
- Не выходит, - вздохнул Майя. - Он не снизойдет. Наверное, ему никогда не придет в
голову превратить комок снега в птицу. Ведь пользы от этого никакой. Просто красиво,
интересно, забавно... А он - Великий Кузнец, потому и должен создавать только великое и
нужное. К вящей славе Единого. А от такого - какая слава? Просто... на сердце теплее, что ли?
Не знаю, как сказать...
Мелькор вздохнул:
- Когда-нибудь я расскажу тебе, что сделало Ауле таким...
- Странник!
Юноша обернулся.
- Слушай, Странник, что с твоими глазами?
Тот недоуменно пожал плечами: да вроде ничего особенного... Художник тихо
рассмеялся:
- А глаза у тебя золотые...
- Что? - не понял Странник.
- Золотые, как мед, как восходящее солнце. Посмотри сам!
Странник хмыкнул:
- И ничего смешного. И нечему удивляться. У тебя вон - синие, у Мага
- зеленые, как листва на солнце...
- Правда? - Художник вдруг посерьезнел. - Послушай, а почему?
- Разве не всегда так было?
- Нет... Были - серые, и у тебя, и у меня, и у него... Не понимаю. Может, Учитель
ответит?
- Раньше как-то не до этого было...
- Мы только сейчас поняли...
- Может, ты знаешь? Глаза разные становятся, и волосы... Почему?
Вала улыбнулся. Какими разными они стали... Непокорные волнистые пряди темно-
золотых волос разметались по плечам Странника, ведь он какой-то светлый, ясный и тонкий,
как солнечный луч. У Художника взгляд цепкий и острый, но глаза - бархатисто-синие, как
темный сапфир, а иссиня-черные волосы перехвачены узким кожаным ремешком. Он кажется
старше: Странник в сравнении с ним - мальчишка совсем, хотя оба - из Изначальных. Но всем
давно известно, что синеглазый Мастер Орэйн теряет и смелость, и уверенность, и суровость
свою, стоит лишь появиться рядом маленькой хрупкой Халиэ - искусной вышивальнице и
ткачихе.
- Почему, Учитель?
- Просто - вы Люди. А люди все разные, непохожи друг на друга, как листья дерева, как
звезды...
"Вы - Люди. Такие, какие виделись мне, когда я слышал Песнь Эа. Только они волей Эру
будут недолговечны, как искры костра, и смогу ли я вернуть им то, что отнял он? Или дар
свободы обернется для них карой и горем? Неужели в этом Эру окажется сильнее?"
Разговор получился неожиданным.
- Скажи, Гортхауэр, а другие Творцы Мира, те, что живут в Валиноре, они красивы?
Он надолго задумался, в первый раз с изумлением осознав, что теперь безупречные лица
Валар вовсе не кажутся ему прекрасными. Ни одной неверной черты, словно кто-то задался
целью изобразить безупречную красоту, и это ему удалось, но в погоне за точностью и
чистотой линий исчезло что-то главное, столь важное, сколь и неуловимое, и в этих лицах не
было жизни. Все Валар были разными и - схожими, хотя отличались ростом и чертами лица,
цветом волос и глаз. Впрочем, почти все...
Нет, те, кого видел он вокруг теперь, стократ прекраснее. И смуглый золотоглазый
мечтатель Странник, и широкоплечий насмешливый Оружейник, Гэллор-Маг, всегда
задумчивый и сосредоточенный, и порывистая Аллуа, и почти величественная Оннэле Кьолла...
- А Валиэр?
Пожалуй, красивыми можно было бы назвать двоих: Ниенну и Эстэ. Именно потому, что
на их лицах оставили след чувства. Но венец завершенности, совершенная Королева Мира - кто
из Людей назовет прекрасной - ее?
- И Король... младший брат Учителя?
Манве. Странно: огромные сияющие глаза и длинные ресницы не делают старшего брата
менее мужественным, а черты младшего почти женственны - почему? Снова что-то
неуловимое...
- Послушай, Гортхауэр... я только сейчас подумал... - Странник выглядел смущенным. -
Какого же цвета глаза у Учителя?
А правда - какого? Светло-серые? Зеленые? Голубые? Разве различишь цвет звезд?.. Ему
приходили в голову только сравнения: небо, море, звезды... Но ведь небо не всегда голубое, не
всегда зелеными кажутся воды моря... Молния?.. Лед?.. Сталь?..
- Не знаю. Я не знаю.
Разными были они - Ученики Мелькора, Эллери Ахэ. Были те, под чьими руками
начинал петь металл и оживал камень. Были понимавшие язык зверей и птиц, деревьев и трав,
и те, кто умел читать Книгу Ночи... И тот, кто лучше прочих умел слагать песни, звался -
Черным Менестрелем. Девятилучевая крылатая звезда была знаком его: совершенствование
души, путь крылатого сердца. Похожи и непохожи были его баллады на те, что пел Золотоокий
Майя; может, потому, что жила в них неведомая печаль. И туманились глаза тех, кто слышал
песни его. И тот, кто видел знаки Тьмы, нашел способ записывать мысли. Он создал знаки тай-
ан, что можно было писать на пергаменте пером и кистью, и те, что можно было высекать на
камне и вырезать на дереве. И среди Эльфов Тьмы носил он имя Книжника.
И тот, кто слышал песни земли, облекал их в форму сказок - странных и мудрых,
радостных и печальных. Так говорил он: "Наши дети полюбят эти сказки; когда начинаешь
открывать для себя мир, он кажется полным чудес и загадок - пусть же будет так в тех
историях, что будут рассказаны им..." Мелькор улыбался, слушая его; и назвали его -
Сказитель.
Разными были они, но схожими в одном: все они называли себя Людьми, ибо, хотя и
были изначально Эльфами, избрали они путь Смертных; но жизнь их была столь же долгой,
сколь жизнь Перворожденных, и усталость не касалась их - разве успеешь устать, когда вокруг
столько неизвестного, нового и прекрасного? И мир ждет прикосновения твоих рук, и радуется
тебе, и твое сердце открыто ему...
И радовался Учитель, видя, как растет мудрость и понимание учеников его.
И был в Арте мир. Но недолго длился он.
ЧАША. 488-500 Г.Г. ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ
Со времени ухода Артано как-то странно начали смотреть на него в Валиноре, и многие
даже сторонились. Он приписал это тому, что Ауле впал в немилость у Короля Мира и
Великих, но вскоре ему представился случай убедиться, что это не так. В очередной раз
предложив Кузнецу свои услуги, он услышал угрюмое: "Нет".
- Но почему, о господин мой?
- Что ты, что этот - в одной форме отлиты, - мрачно ответил Ауле. Курумо не понял его,
но переспросить не решился. Однако задумался и
Пирамида