Гарри услышал, как кто-то зовет его.
«Эй – Гарри!»
Это был Седрик Диггори. Гарри увидел Чоу внизу, в вестибюле.
«Что?» — резко спросил он, когда Седрик взбежал к нему.
Казалось, Седрик не хочет говорить при Роне. Рон хмуро пожал плечами, и
продолжил подниматься по лестнице.
«Послушай… — Седрик понизил голос, когда Рон ушёл. — С меня причитается за
драконов. Золотое яйцо. Твоё воет, когда ты его открываешь?»
«Да», — сказал Гарри.
«Ну… прими ванну, понял?»
«Что?»
«Прими ванну и, ну, возьми с собой яйцо и обдумай всё в горячей воде. Это
поможет… Поверь мне».
Гарри уставился на него.
«Вот что, — сказал Седрик. — Воспользуйся ванной для Префектов. Четвертая
дверь налево от статуи Бориса Беспечного на шестом этаже. Пароль – «свежая
сосна». Мне пора… хотел пожелать спокойной ночи…»
Он одарил Гарри улыбкой и поспешил вниз по ступенькам к Чоу.
Гарри в одиночестве отправился в Гриффиндорскую башню. Что за странный
совет? Как ванна поможет ему выяснить, что означает вопящее яйцо? Может быть
Седрик водит его за нос? Может он хочет выставить Гарри дураком, чтобы Чоу
больше его любила?
Толстушка и ее подруга Ви дремали. Гарри пришлось заорать: «Волшебные
огни!» — чтобы разбудить их, и они были чрезвычайно этим недовольны. Он
пробрался в гостиную и обнаружил Рона и Эрмиону, которые бешено орали друг на
друга.
«Если тебе это не по душе, то ты знаешь выход!» — кричала Эрмиона. Ее
гладкий пучок растрепался, а лицо было искажено гневом.
«Да ну? — кричал в ответ Рон. — Какой же?»
«В следующий раз, когда будет бал, пригласи меня, до того как это сделает
кто-то другой, а не в последнюю очередь!»
Рон молча глотал воздух, словно рыбка, выброшенная на берег, а Эрмиона
развернулась на каблуках и унеслась к себе в спальню. Рон повернулся к Гарри.
«Ну, — ошеломленно пробормотал он, — ну – это всего лишь доказывает –
ничего она не поняла…»
Гарри ничего не сказал. Он был слишком рад, что Рон снова с ним
разговаривает, чтобы вразумить его – но он думал, что Эрмиона поняла всё гораздо
лучше Рона.
Глава двадцать четвёртая
СЕНСАЦИЯ РИТЫ МОСКИТЫ
Утром после Рождества все встали поздно. Неторопливые разговоры в
Гриффиндорской гостиной были гораздо тише, чем в последние дни и часто
прерывались зевками. Пышная шевелюра Эрмионы снова вернулась в свое нормальное
состояние. Эрмиона призналась Гарри, что перед балом воспользовалась изрядным
количеством распрямляющего зелья. «Но чтоб так ходить каждый день, — сказала
она, почесывая урчащего Косолапа за ухом, — слишком много возни».
Рон и Эрмиона, по всей видимости, пришли к безмолвному соглашению не
обсуждать свои разногласия. Друг с другом они разговаривали приветливо, но как-
то натянуто. Не теряя времени, Рон и Гарри рассказали Эрмионе о подслушанном
разговоре Хагрида и Мадам Максим. Известие о том, что Хагрид — полувеликан
произвело на Эрмиону гораздо меньшее впечатление, чем на Рона.
«Да, я иногда об этом задумывалась, — сказала она, пожимая плечами. — Но я
знала, что он не может быть великаном, их рост, как правило, выше шести метров.
И, честно говоря, вся эта истерия вокруг великанов… Ну не могут они все быть
такими ужасными… Это такое же предубеждение, как и насчет оборотней… Просто
расизм какой-то, вы согласны?»
Рон, кажется, был готов сказать в ответ что-то ехидное, но ему не хотелось
ссориться, поэтому он лишь недоверчиво покачал головой, когда Эрмиона
отвернулась.
Настало время подумать о домашних заданиях, которые они совсем забросили в
первую неделю каникул. Теперь, когда Рождественские праздники закончились, все
успокоились — все, кроме Гарри, которому снова стало не по себе. Двадцать
четвертое февраля приближалось, а он все еще не разгадал секрет золотого яйца.
Поэтому теперь каждый вечер, приходя в спальню, он доставал яйцо из чемодана,
надеясь, что со временем что-нибудь поймет. Он напряженно думал о том, на что,
кроме визга тридцати музыкальных пил, похож этот странный звук, но он и в самом
деле никогда не слышал ничего подобного. Он закрывал яйцо, тряс его изо всех
сил, открывал опять, пытаясь разобраться, не изменился ли звук, но толку не
было. Он пробовал задавать яйцу вопросы, пытаясь перекричать ужасный скрежет, но
ничего не происходило. Однажды он даже швырнул яйцо через комнату — правда, без
особой надежды, что это поможет…
Гарри не забыл подсказку Седрика, но, поскольку теперь он питал к нему не
самые дружеские чувства, то решил ею не пользоваться. В самом деле, если бы
Седрик действительно хотел помочь Гарри, то его намёк не был бы таким
загадочным. Гарри ведь сказал Седрику открытым текстом, в чём будет заключаться
Первое Задание. Видимо, по мнению Седрика, предложение принять ванну было
достойной ответной услугой. Ну да и не очень-то нужна была такая дурацкая
помощь, тем более от того, кто ходит по коридорам за руку с Чоу.
Наступил первый день нового семестра. Гарри отправился на уроки,
нагрузившись, как обычно, книгами, пергаментом и перьями. Тревога о предстоящем
задании давила на сердце так, словно он все время таскал с собой и яйцо.
Луг вокруг замка по-прежнему был занесен снегом; стекла оранжерей запотели
так, что на уроках Травоведения через них было невозможно хоть что-то
разглядеть. При такой погоде никто особенно не рвался на уроки по Уходу за
Волшебными Животными. Правда, Рон заметил, что уж Мантикрабы-то их отогреют,
либо гоняясь за ними, либо пуляя в них огнем так, что подожгут хижину Хагрида.
Однако у входа в хижину вместо Хагрида их встретила пожилая ведьма с
коротко остриженными седыми волосами и боксерским подбородком.
«Пошевеливайтесь, звонок был пять минут назад!» — рявкнула она, когда они
пробились к ней через сугробы.
«А вы кто такая? — спросил Рон, уставившись на нее. — И где Хагрид?»
«Меня зовут Профессор Груборс, — резко сказала она. — Я буду временно
Пирамида