кардинал. - Quid ultra quaeris? ("Чего еще ты ищешь?")
Сморгнув кровь со здорового глаза, чтобы видеть собеседника, она
негромко, но решительно произнесла:
- Quaero togam pacem. ("Я ищу мира".)
Советник Альбедо снова рассмеялся.
- Ваше преосвященство, - саркастически заметил он, - неужели вы
полагаете, что я не знаю латыни?
Кардинал Лурдзамийский оглянулся на человека в сером.
- Напротив, советник, я нисколько не сомневаюсь в ваших познаниях.
Ее дух почти сломлен. Это видно по лицу. Но более всего она боится
огня... А не зверя, которому вы хотите ее скормить.
Альбедо скептически посмотрел на него.
- Дайте мне пять минут, советник, - попросил кардинал. - Если не
поможет огонь, натравите на нее своего зверя.
- Три минуты. - Альбедо отступил к Немез. Лурдзамийский попятился
шагов на пять.
- Дитя! - Он снова перешел на стандартный английский. - Боюсь, тебе
будет очень больно.
Он повел голографической рукой в воздухе, и из-под решетки вырвался
столб синего пламени, опалившего голые ступни Энеи. Кожа запылала,
обуглилась и потрескалась. В каземате запахло паленым мясом.
Энея, крича, рвалась из оков. Нижний конец железной крестовины
раскалился, обжигая икры и бедра. Кожа вздулась волдырями.
Кардинал Лурдзамийский снова повел рукой, и пламя ушло под решетку;
синие язычки словно притаились и сверкали как глаза голодных хищников.
- Ты испытала лишь малую боль, - вкрадчиво проговорил кардинал. -
Как ни прискорбно, но при сильных ожогах боль не стихает, даже когда
сгорают нервы и кожа. Говорят, это самая мучительная смерть.
Энея скрипнула зубами, удерживая крик. Кровь из разодранных щек
капала на грудь... грудь, которую я ласкал и целовал... Заточенный в
противоперегрузочном саркофаге в миллионах километров от нее, я вопил и
неистовствовал в окружающем безмолвии.
- Телепортируйся прочь от всего этого, - ступив на решетку,
посоветовал Альбедо. - Телепортируйся на корабль, который несет Рауля
навстречу верной гибели, и освободи его. Телепортируйся на корабль
Консула. Автохирург вылечит тебя. Ты проживешь с любимым долгие годы.
Иначе тебе придется из-за своего упрямства медленно умирать в ужасных
муках здесь, а Раулю из-за тебя - умирать жуткой смертью где-то далеко.
Ты больше никогда не увидишь его. Никогда не услышишь его голос.
Телепортируйся, Энея. Спасайся, пока не поздно. Спасай своего любимого.
Через минуту этот человек сожжет твои ноги и руки, оставив только
обугленные кости. Но умереть мы тебе не позволим. Я натравлю на тебя
Немез, и она будет пожирать тебя. Телепортируйся, Энея. Прямо сейчас.
- Энея, - возгласил кардинал Лурдзамийский, - es igitur paratus?
("Итак, ты готова?")
- In nomine Humanitis, ergo paratus sum, - глядя кардиналу в глаза,
отвечала Энея. "Во имя Человечества - готова".
Кардинал Лурдзамийский взмахнул рукой. Все горелки взревели
одновременно. Пламя поглотило мою любимую и кибрида Альбедо.
Пожираемое огнем тело Энеи выгнулось в мучительной агонии.
- Нет!!! - взревел Альбедо из пламени и бросился прочь от
охваченной огнем решетки. Синтетическая плоть пылала, отваливаясь от
синтетических костей. Дорогой костюм горящими лохмотьями взлетел к
потолку, классическое лицо оплавилось, стекая на грудь. - Нет, черт тебя
подери! - Он потянулся пылающими пальцами к горлу кардинала.
Руки Альбедо прошли сквозь голограмму. Вглядываясь сквозь пламя в
лицо Энеи, кардинал поднял правую руку:
- Miserecordiam Dei... in nomine Patris, et Filia, et Spiritu
Sanctus. [Помилуй, Господи... во имя Отца и Сына и Святого Духа.]
Это были последние слова, которые она услышала. Пламя поглотило ее
лицо. Волосы вспыхнули факелом. На миг все затмило ослепительно
оранжевое сияние, а потом наступила тьма.
Но я чувствовал боль ее последних мгновений. И слышал ее мысли,
будто крик - нет, шепот в моем сознании.
["Рауль, я люблю тебя".]
А потом жар усилился, боль умножилась, ее ощущение жизни, любви и
долга вознеслось над пламенем, уходя в небеса, - и Энея умерла.
Мгновение ее смерти обрушилось на меня как взрыв... образы, звуки -
все исчезло. В этот миг из вселенной исчезло все, ради чего стоило жить.
Я больше не кричал. Я прекратил биться о стены и безвольно завис в
невесомости, чувствуя, как опорожняется бак, как в мои жилы вливаются
наркотики, как присасываются ко мне шланги, словно пиявки и черви,
пожирающие еще живую плоть. Мне было наплевать.
Энея мертва.
Факельщик перешел в квантовое состояние. Очнулся я уже в
Шредингеровой камере смертников.
Наплевать. Энея мертва.
32
В моей камере нет ни часов, ни календаря. Не знаю, сколько дней,
недель, месяцев я пробыл за гранью безумия. Может, я провел без сна
много суток. Может, проспал несколько недель. Не знаю.
Но день за днем, час за часом, минута за минутой цианид и
вероятностные законы все не желали отнимать у меня жизнь, и тогда я
взялся за это повествование. Я не знаю, зачем мои тюремщики снабдили
меня грифельным скрайбером, стилом, принтером и микровеленом. Может,
полагали, что приговоренный захочет письменно исповедаться или хоть
как-то излить бессильный гнев. Может, считали подобное изложение всех
своих прегрешений и бедствий, радостей и утрат дополнительным
наказанием. В какой-то мере так оно и было. Но не только. Я обрел в этом
свое спасение. Я не сошел с ума, не покончил с собой в порыве отчаяния.
Я уберег свои воспоминания об Энее, вытянул их из болота кошмара - и
вновь увидел ее живой, исполненной радости бытия. Я возвращался в те
дни, когда мы были вместе, вспоминал наше долгое странствие, думал о ее
миссии и размышлял над ее вестью - такой короткой, законченной и
невероятно прямолинейной, - вестью мне и всему человечеству. Фактически
это спасло мне жизнь.
Только приступив к этому повествованию, я обнаружил, что теперь
Скачать книгу [0.56 МБ]