кричит она на вдохе. (Трудно кричать на выдохе во время такого
марафонского бега.) Иногда на этой стадии случается так
называемый моментальный выкидыш - если оплодотворенная пыльцою
самка чихнет, почувствовав щекотку в носу. В таком случае стая
самцов продолжает погоню до последнего издыхания - совершенно
дословно, потому что самцы послабее действительно падают
замертво.
Способность издавать крики-сигналы стала первой стадией
зарождения речи. Следует напомнить, что птичья гортань гораздо
лучше приспособлена к этому, чем, например, обезьянья; как
известно, шимпанзе нельзя научить человеческому языку, тогда
как для скворцов или попугаев это проще простого, а ничего
интересного услышать от них нельзя, потому что у них мозгов не
хватает. От первоначального оперения у энциан не осталось почти
ничего - только пух, покрывающий тело, несколько более густой
на плечах, там, где когда-то росли маховые перья. Я позволил
себе этот экскурс в прошлое, потому что без него нельзя уяснить
всю глубину пропасти, разделяющей духовную жизнь людей и
энциан. Их бросающаяся в глаза человекообразность есть
следствие эволюционной конвергенции; но, несмотря на цепкие
ладони, череп, по объему близкий к человеческому, прямую осанку
и владение речью, понять их нам едва ли не трудней - как
утверждают энцианские ученые, - чем обезьян-приматов, от
которых мы происходим. Прежде чем углубляться в их философию и
религиозные верования, я назову все то, что для нас привычно, а
им непонятно и недоступно. Они не знают и не могут знать
всевозможных эротических тонкостей и отклонений, им неведомы
такие понятия, как завоевание эротического партнера, верность,
измена, моногамия, инцест, сексуальная покорность и протест,
который она может вызвать, им неизвестны какие-либо культуры,
ориентированные сексобежно или сексостремительно, ибо и это у
них невозможно. Немало категорических высказываний о земных
культурах пришлось нам выслушать от тамошних антропологов.
(Типичные для энциан крайности в суждениях остались чужды нашим
ученым.) Земные понятия чистого и нечистого, а также ритуалы
очищения и искупления, аскетизм как средство борьбы с
чувственностью, как протест против сексуального влечения,
анафемы этому влечению и его превознесение до небес - все это,
утверждают они, привело к расчленению человеком своего
собственного тела, и в некоторые эпохи, например в
средневековье, культура выдала тело на настоящие муки, верхнюю
его часть увлекая в небеса, а нижнюю сталкивая в преисподнюю.
Ни один теолог за целых двадцать веков даже не заикнулся о том,
что, собственно, люди, которым христианство гарантирует
воскресение во плоти, будут делать с гениталиями в раю. А
гедонистическая цивилизация, восходящая к эпохе Возрождения, по
мнению энциан, привела к такому уравнению в правах обеих
половин тела, от которого культуре не поздоровилось, ибо в
конце концов человек животно-генитальный возобладал над
человеком сердечным и мыслящим. Впрочем, нижнее тело было сущим
наказанием для всех культур, как западных, с их
противопоставлением греха и аскетической святости, так и
восточных, где вместо этой пары понятий появляются полярно
противоположные понятия полной телесной свободы и полного
отрицания тела (нирвана). Как ни сражался со своим собственным
телом бедняга гомо, он так и не нашел решительного способа
примириться с ним, а довольствовался лишь суррогатами и
иллюзиями, нередко увязая в настоящих трясинах самообмана.
Насколько же сильно это ограничило людей, заявляют энциане,
ведь им приходилось на протяжении целых тысячелетий
растрачивать огромную часть своего разума на оправдание,
объяснение, а то и переиначивание отношений, с неизбежностью
диктуемых устройством тела. Сколько пришлось им мучиться и
водить самих себя за нос, чтобы догмат о сотворении по образу и
подобию Всевышнего привести в соответствие с тем срастанием
органов, которое заставило Августина Блаженного в отчаяньи
воскликнуть: "Inter faeces et urinam nascimur" [между отбросами
и мочою рождаемся (лат.)]. Все время приходилось одно
идеализировать, другое замалчивать, это прикрывать, то
переименовывать, и никакие перевороты в духовной жизни не
позволяли совершенно примириться с проклятой анатомией. Самое
большее, знаки менялись на противоположные, ханжество уступало
место цинизму или родственной ему бестрепетности; люди словно
бы говорили себе: "Раз уж тут ничего не поделаешь, будем
пользоваться без устали имеющимися у нас органами, пусть даже
таким манером, чтобы сделать оплодотворение невозможным; хотя
бы так взбунтуемся против Природы, если по-другому нельзя". Во
время эпохальных переворотов проблемы собственно генитальные не
выдвигались на первый план, что легко объяснить: развивавшаяся
под флагом рационализма цивилизация просто не хотела признаться
себе самой, до какой степени биология довлеет над ее
рационализмом. И все же Возрождение было эпохой, когда человек
открыто признал свое собственное тело, даже те его части,
которые ужасали теологов, а на Дальнем Востоке мыслители
усматривали в небытии единственное действительно радикальное
средство против раскола человека на чувства и дух, delectatio
morosa и ratio [необузданное наслаждение и разум (лат.)]. Либо
наслаждение, преодолевающее отвращение, либо отвращение, в
котором признаваться нельзя, ибо тот, кто ставит под вопрос
норму, сам становится ненормальным. Такова, согласно энцианам,
наша вечная дилемма. Я искал земных экспертов, которые подняли
бы брошенную перчатку (а по правде говоря, нечто совершенно
иное), но, странное дело, не нашел ничего, что звучало бы
убедительно: ведь тут требовалась не софистика, но логически
безупречное опровержение инопланетных умозаключений. Наши,
правда, не оставались в долгу, однако не в контратаках на почве
секса, но в совершенно иных областях, вследствие чего диспут
попросту терял смысл. А жаль. Подобного рода суждения
инопланетных существ о человеке не могут считаться
оскорбительными. Они всего лишь огорчительны для нас как
Скачать книгу [0.28 МБ]
Пирамида